за что садят на химию в беларуси
Что такое «химия»? Вот что на практике означают приговоры судов
В новостях часто говорят, что людям присуждают годы «химии» – домашней или с направлением. Но что это значит на практике? Информацию систематизировали в инстаграм-аккаунте Politzek.me.
Что такое «химия»?
По сути, «химия» – это ограничение свободы. Термин пришел к нам из СССР, где таких осужденных часто направляли на вредные производства.
Казалось бы, если люди не в тюрьме – это уже хорошо. Но все не так просто: у осужденных на «химию» мало прав и очень много обязанностей. А еще есть запреты – вот некоторые из них:
Какие бывают виды «химии»?
Есть два вида «химии»: с направлением в исправительное учреждение и без направления. Если «химия» с направлением, то осужденные живут в общежитиях или казармах и обязаны соблюдать все правила внутреннего распорядка. Работу им подбирают по месту направления.
«Обычно это низкоквалифицированный труд, профпригодность никого не интересует», – пишут в инстаграме.
Если «химия» без направления («домашняя»), то осужденные живут у себя дома. Конкретные условия (сколько раз отмечаться, во сколько быть дома и т.д.) определяет уголовно-исполнительная инспекция.
Учтите, что даже с домашней «химией» осужденный может выходить за пределы места отбывания наказания только в установленное время и только в пределах маршрута до работы.
При этом осужденный обязан:
Если осужденный не работает, то ему дается 15 дней на трудоустройство. Дальше – принудительное отправление на биржу труда, и отказаться от предложенной там работы нельзя.
«Если подытожить, то “химия” – это как жестокая смесь коронавирусного карантина, когда никуда нельзя, а если и можно, то только по пропускам, плюс комендантский час и низкоквалифицированный труд, отказаться от которого невозможно», – объясняют в инстаграм-аккаунте.
Наш корреспондент провела сутки на «химии». Кто и за что отбывает здесь наказание?
Путешествие в страну «химия»
Корреспондент «СГ» провела сутки в исправительном учреждении открытого типа в Березе
1. 15 лет не видел маму
На этот раз моя командировка в Брестскую область была особенной, а собеседники — каждый со своими грехами, тяжким камнем и грузом на сердце. Еще не знала, с кем точно предстоит встретиться, какие истории услышу. В дороге придумывала примерные вопросы, представляла окружающую обстановку… На самом деле все оказалось иначе, свой блокнот даже не пришлось доставать. Впрочем, по порядку.
На железнодорожном вокзале в Березе меня встретил начальник отряда ГОИП Дмитрий Мороз, с которым и направляемся в исправительное учреждение открытого типа № 3, так обычно называют «химию». По дороге Дмитрий Сергеевич вкратце вводит в курс дела: отбывает наказание 141 заключенный. Ограничение свободы им назначено за совершение разных преступлений. Самые «популярные» — кража, незаконный оборот наркотиков и преступления, направленные против жизни и здоровья человека. Осужденных переводят сюда из исправительных колоний, если суд заменяет наказание на более мягкое. Это своего рода постепенное вливание в общество человека, длительное время пребывавшего в местах лишения свободы. В спецобщежитии 9 комнат, наполняемость от 4 до 75 человек в одной. Есть столовая, библиотека, актовый зал, спортивная и молитвенные комнаты. Готовят и стирают сами, условия для этого созданы. То же самое с уборкой помещений и территории учреждения. Просто так не гуляют, все передвижения контролируются сотрудниками исправительного учреждения. В основном из общежития на работу и с работы в общежитие. Если разрешено сходить в магазин или город, то только по заявлению и в определенное время. Правилами внутреннего распорядка предусмотрены встречи с близкими родственниками.
Конечно, разница между колонией огромная: нет высоченных глухих заборов с колючей проволокой, лающих собак, вышек, металлических дверей без ручек, маленьких окошек, одинаковой спецодежды…
И если бы мне не сказали, где конкретно нахожусь, сама бы не догадалась. Со стороны здание и территория вокруг него выглядят как обычная организация или фирма, имеющая технику, двор… Рядом — беседки, хвойные деревья, аккуратные дорожки, даже баскетбольная площадка со стадионом. На первом этаже возле дежурной части — дневальный. Почти как в армии, только одежда на нем гражданская — джинсы и спортивная мастерка.
Пока поднимались с майором на второй этаж в кабинет к начальнику ИУОТ № 3 Андрею Велесевичу, в коридоре и на лестнице встретили несколько осужденных. Все приветливо здороваются. Их внешний вид обычный и, можно сказать, домашний. Ни за что бы не подумала, встретив такого на улице, что с ним есть определенные проблемы. И Андрей Алексеевич подтверждает: они такие, как все, пока не узнаешь, что натворили, всю историю, от которой иногда голова кругом идет.
Да, за благородные поступки сюда не попадают. Для того чтобы осужденные исправились, в учреждении делают все возможное, стараются помочь и направить на верную дорогу. А поймут эти старания или нет, сделают для себя нужные выводы или нет – дело каждого, тут уж никто не сможет заставить.
Мимолетом увидела в коридоре почти мальчишку. Оказывается, в учреждении таких двое, в возрасте от 18 до 20 лет. Остальной спецконтингент повзрослее: 42 человека — от 20 до 30 лет, 50 – от 30 до 40, 33 – от 40 до 50, остальные старше. Большинство осужденных имеют за плечами две и более судимости. За особо тяжкие преступления, при которых срок превышает 12 лет, отбывает наказание 51 человек. За тяжкие – 21.
– Контингент сложный, все разные, — объясняет Дмитрий Сергеевич. — Приходят и такие, кто по нескольку раз отбывал наказание в местах лишения свободы. Они зоны уже не боятся, к сожалению. Могут вновь пойти на преступление, даже не отбыв старое. Кого-то отправляют к нам прямо из зала суда. У отдельных по 20 лет лишения свободы, большой отрезок жизни. И хорошо, если человек на этом остановится.
Обязательным для всех является трудоустройство. Сорок предприятий и организаций приняли к себе на работу «химиков» исправительного учреждения. Одни работают на производстве, другие – в сельском хозяйстве.
Например, филиал «Луч» ОАО «Березовский сыродельный комбинат» трудоустроил около 30 человек. А как иначе! Из своих зарплат осужденные платят примерно 25 рублей за «коммунальные». Государство тратит на их содержание огромные деньги, все справедливо. Остальные средства личные, распоряжаются ими на свое усмотрение. Что касается наличия желания работать, то есть, конечно, и противники. Не привык на воле, видимо, и считает, что и сейчас ему это не нужно. Правда, с этим делом шутки плохи, как и с употреблением спиртных напитков или «самоволкой». Самое легкое, чем можно отделаться уклонисту и нарушителю, — внеочередное дежурство по уборке и благоустройству ИУОТ. Получают выговоры, отправляются в дисциплинарный изолятор.
Самые злостные могут схлопотать новый срок. Кто-то, наоборот, старается заработать условно-досрочное освобождение. Конечно, не каждый работодатель возьмет к себе уголовника, да еще не отбывшего наказание. Но, по словам Андрея Алексеевича, взяв «на пробу» сначала одного, руководители со временем берут и других осужденных. Ежедневно в учреждении их проверяют алкотестером. Бывает же, что и обычный работник, особенно в сельской местности, может позволить себе расслабиться, прийти в похмелье или выпившим, особенно после зарплаты. А в исправительном учреждении это не «прокатит», средь бела дня постоянно приезжают без предупреждения с проверкой прямо на предприятие или в хозяйство. Если осужденный неглуп, не станет наживать лишние проблемы и зарабатывать на новый срок.
ПОСЛЕ общего ознакомления с учреждением, предстояла личная встреча с его насельниками. Возможно, как женщина я более эмоциональная. Несколько растерялась, когда узнала, за что они наказаны, не могла определиться, как с ними строить беседу.
Чуть позже мысли и эмоции пришли в норму. На личную встречу согласились несколько человек. Я предупредила: могу не называть их настоящего имени и места жительства. Но все осужденные ответили одинаково: «Мне все равно, говорите, как есть. Чего уже бояться. Что сделано, то сделано. Авось кому-то это поможет, кто его знает».
Илью Короленко, у которого срок 18 лет, по фотографии представляла почти серийным убийцей. Но зашел симпатичный мужчина, внешне очень отличающийся от изображения на фото. Об этом и ему сказала. Тот заулыбался: «Снимок сделан по прибытии с зоны, поэтому, возможно, вид у меня такой пугающий». Свою историю рассказал сам:
Очень хочется верить, новая жизнь будет для него действительно новой. Через интернет познакомился с Мариной. Два года назад женщина бросила все, переехала в Малеч. Илья устроился на ферму подменным рабочим, зарплата триста с копейками. Руководство агрофирмы «Малеч» выделило дом, сейчас там ремонт. А пока снимают квартиру, обрабатывают участок, купили кур. Сложно, конечно, сказать, что снимают. Марина тоже работает, живет в квартире одна, Илья ночует в спецобщежитии. По возможности видятся, помогают друг другу.
Чтобы убедить в правоте своих слов, приглашает меня и Дмитрия Сергеевича в гости, показывает жилье, двор и кур. Гордится закатками на зиму, вместе заготовили. Кто его знает, возможно, и наладится, все будет хорошо. Конечно, прошлое не забудется, с ним Илья научился жить. Говорит, что все пересмотрел за 15 лет, все передумал, понял свои ошибки.
С ДМИТРИЕМ Сергеевичем едем в другое хозяйство на МТФ «Светоч». Во дворе возле молоковоза трудятся женщины. Интересуюсь, как относятся к осужденным, сторонятся, побаиваются ли? Нет, принимают, как всех. Заведующая фермой Ольга Кондаревич даже похвалила как работников, таких в ее подчинении четверо. Говорит, если не видеть индивидуальные табели, то и не поймешь кто и откуда. Может быть, когда-то и была настороженность, но при ней осужденные работают на ферме уже 8 лет, все тихо и спокойно. Получают и заслуженные премии, и подарки ко Дню работников сельского хозяйства и перерабатывающей промышленности АПК.
Получил 10 лет за убийство, из них 7,5 отбывал наказание в Оршанской колонии. До конца срока 11 месяцев. Наталья не оставила его, прямо «декабристка» какая-то. Два раза в месяц приезжала на свидания, а как только Игоря перевели в исправительное учреждение, вместе с младшим сыном приехала к нему. Официально оформили отношения, и теперь уже законная жена трудится с ним на одной молочно-товарной ферме. Оба подменные животноводы. Зарплата в хозяйстве хорошая, более 700 рублей. Жилье у Садовских тоже съемное, но большая проблема с пропиской. Это и мешает осужденному выйти по УДО, ведь и он сам, и руководство учреждения говорят, что за все время не было ни одного замечания и наказания.
По новому закону злостных «химиков» будут отправлять в колонию
В сентябре вступили в силу поправки в Уголовный кодекс — из него убрали статьи об уклонении от наказаний, не связанных с лишением свободы. «Медиазона» вместе с юристом и бывшим адвокатом Михаилом Боднарчуком разобралась, что это значит для осужденных и почему кажущееся смягчение законодательства на деле может обернуться очередным наступлением на их права.
Поправки в уголовное законодательство вносили по поручению Лукашенко. Власти добавили в УК новые статьи, направленные против протестующих, и ужесточил существующие.
Например, в уголовном кодексе появились такие изменения:
Последний пункт касается исключения из Уголовного кодекса пяти статей, которые устанавливали ответственность за уклонение от отбытия наказаний, не связанных с лишением свободы. Из них самое строгое наказание — до трех лет лишения свободы — грозило по статье 415 УК за уклонение от ограничения свободы с направлением или без направления в ИУОТ, то есть от химии или домашней химии.
Бывший адвокат Михаил Боднарчук предлагает рассмотреть изменения в законодательстве на примере осужденных на домашнюю химию. Они обязаны соблюдать ряд правил и ограничений, это контролируют сотрудники уголовно-исполнительной инспекции. Например, человека обязывают не употреблять алкоголь, оставаться по месту жительства с 22:00 до 06:00, посещать магазины и парикмахерские только в определенные часы и время от времени отмечаться у инспектора.
«Если какое-то из правил нарушено, инспектор этот факт оформляет, и отбывающий наказание получает взыскание — например, выговор. Если таких зафиксированных нарушений набирается три, инспектор выносит человеку официальное предупреждение [об уголовной ответственности]. До данного момента каких-либо изменений не произошло», — объясняет юрист. А вот после предупреждения процедура изменилась, и существенно.
Как было раньше
Если после официального предупреждения осужденный совершил еще одно нарушение, инспектор это фиксирует, задерживает осужденного, подшивает документы о нарушениях и передает материалы следователям, объясняет юрист. Следственный комитет после проверки возбуждает уголовное дело по статье 415 УК.
«То есть само по себе нарушение правил, установленных для отбытия ограничения свободы, признавалось отдельным преступлением. Ввиду того, что единственным возможным наказанием в рамках статьи 415 УК было лишение свободы, практически во всех случаях в отношении осужденного в течение трех суток избиралась мера пресечения в виде заключения под стражу. В дальнейшем проводилось следствие, дело передавалось прокурору для направления в суд. В суде при правильном оформлении всех первоначальных документов гражданина почти наверняка осуждали к лишению свободы, но с соблюдением всего обычного порядка судебного заседания — судебное следствие, судебные прения, последнее слово обвиняемого и так далее», — поясняет юрист.
Пример на практике
4 июня суд Круглянского района приговорил могилевского активиста Владимира Цурпанова к 2 годам колонии по обвинению в уклонении от ограничения свободы. По версии следствия, Цурпанову выписали несколько взысканий за то, что он лежал и сидел на кровати в неразрешенное время, а сама кровать не была застелена по правилам. Кроме этого, он отказался трудоустроиться на предприятие, куда его отправила администрация спецкомендатуры.
Сначала на активиста накладывали взыскания, а потом завели уголовное дело по статье 415 УК. Цурпанов не признал себя виновным и назвал инкриминируемую ему статью «рудиментом гулаговской системы наказания», которая должна быть отменена.
И как стало после изменений
Михаил Боднарчук поясняет, что с вступлением в силу новой редакции УК уклонение от химии перестает быть отдельным составом преступления, а преследование уклонистов становится «частью общей процедуры исполнения наказания».
«Теперь в случае совершения нарушения после официального предупреждения сотрудник инспекции передает соответствующий материал непосредственно в суд — либо по месту исполнения наказания, либо в вынесший первоначальный приговор. Суд в упрощенном порядке рассматривает дело. По результатам рассмотрения — в случае, опять же, если все документы оформлены надлежащим образом — ограничение свободы заменяется на лишение свободы по формуле “один день лишения свободы равно двум дням ограничения свободы”», — объясняет юрист.
«Если оценивать с формальной точки зрения, произошло просто значительное упрощение уже существующего порядка, при котором начальная и конечная точки остались теми же, просто был исключен ряд промежуточных стадий», — резюмирует Боднарчук.
На практике, допускает он, такое упрощение может обернуться ограничением прав осужденного. Например, по старому кодексу нарушитель как минимум один раз мог получить бесплатную консультацию адвоката, «так как он практически во всех случаях находился в статусе задержанного».
«Новый порядок не регламентирует статус осужденного до момента замены судом ограничения свободы на лишение свободы. Предусмотрено, что в случае невозвращения осужденного в ИУОТ или самовольного оставления ИУОТ его объявляют в розыск и с санкции прокурора задерживают на срок до 30 дней. Но отсутствуют нормы по поводу гражданина, который уклонился от отбытия ограничения свободы тем, что совершил новое нарушение после официального предупреждения», — замечает Боднарчук.
Проще говоря, в новой редакции не говорится, следует ли помещать осужденного под стражу до суда и на время разбирательства.
«Отсутствие четкой регламентации права на обращение к адвокату будет приводить к осложнениям в реализации этого права. При этом законом предусмотрено, что при рассмотрении представления о замене наказания в суде участие осужденного, его законного представителя, представителя органа или учреждения, направивших представление, является обязательным. Кроме того, осужденный “может осуществлять свои права с помощью адвоката”. Каким образом будет реализовываться данное право, сложно сказать, особенно, если осужденный будет до суда задержан», — рассуждает юрист.
40 суток в изоляторе — документы в суд
Осужденный на полтора года химии музыкант Игорь Банцер за нарушение правил провел в изоляторе 40 суток. Сначала ему объявили взыскание за то, что он не был в постели после отбоя — назначили «дисциплинарную изоляцию» на десять суток. Уже в ШИЗО Банцер узнал, что получил еще столько же за небритость. Третье и четвертое взыскание музыкант получил в изоляторе: за плохую уборку камеры и за то, что кричал на сотрудников изолятора. Каждый раз Банцеру добавляли еще по десять суток.
«Во вторник [14 сентября] мне было объявлено, что 13 сентября начальник исправительного учреждения №9 принял решение направить бумаги в суд о переводе меня на более жесткий режим, потому что я злостный нарушитель. Которым я стал за эти 40 суток! До этого был просто осужденный, а тут стал злостный нарушитель резко. Поэтому я жду, когда мое дело будет рассмотрено судом и меня переведут в лагерь», — рассказал музыкант.
Пока Банцер остается на химии и не знает, когда ожидать заседания — как и о том, переведут ли его до суда в СИЗО. Администрация о замене наказания его не уведомляла.
Михаил Боднарчук считает, что «исключение фильтров в виде предварительного расследования и полноценного судебного заседания может негативно сказаться на качестве рассмотрения этой категории дел».
«Трудно сказать, как будет складываться судебная практика, но есть вероятность, что многие нюансы, касающиеся нарушений режима, в силу упрощенной процедуры в суде могут быть упущены. Особенно, если сам гражданин плохо разбирается в процессуальных особенностях наложения взысканий», — подытоживает юрист.
Он добавляет, что в новой процедуре есть один положительный момент: она избавляет осужденного от дополнительной судимости.
Записки заключенного: полусвобода или полузаключение?
Василий Винный, специально для Sputnik.
«Химия» или официально ИУОТ (Исправительное учреждение открытого типа) считается ограничением, а не лишением свободы, а это «две большие разницы», как говорят в Одессе! У зеков появляется больше прав, но и больше ответственности. В идеале «химия» должны постепенно вводить заключенного в общество. Кроме того, есть «химии», куда «закрывают» по приговору суда за мелкие преступления.
Большая разница
Любимым развлечением зеков на «химии» было «виснуть в Таборе». Вообще, они пользовались всеми сайтами знакомств, но Табор почему-то был самым популярным. Подолгу отсидев без женщин и телефонов, они пытались максимально быстро наверстать упущенное.
«Химики» хорошо «наследили» на сайтах знакомств. Один раз мой сосед по комнате написал девушке совершенно другой адрес в качестве домашнего — за несколько остановок от нашей богадельни, и даже указал другую улицу, на что она ответила: «Химик? Не знакомлюсь!» Хотя попадались и девушки, которые начинали встречаться с зеками. Но эти отношения почти всегда были мимолетными, хотя и наполненными страстью и переживаниями. Были даже дамы, которые встречались с несколькими зеками по очереди, — видимо, входили во вкус.
Поэтому большинство «химиков» ложилось спать часа в два-три ночи, при том, что подъем был в шесть утра. Распорядок дня на «химии» походил на лагерный: подъем, отбой, проверки, по выходным лекции для заключенных. По составу милиционеров ИУОТ тоже было зоной в миниатюре: опера, режимники, отрядники, замполиты, зампоноры и прочие милиционеры.
На «химии» у зека намного больше прав, чем в зоне, но и обязанностей прибавляется. Самые главные из них — полностью обеспечить себя и заплатить за комендатуру. В отличие от зоны, в ИУОТ заключенных ничем, кроме постельного белья, не обеспечивают.
Помню, как-то раз, уже будучи химиком, я сказал одному офицеру: «Мы здесь ресоциализируемся». На что он, улыбнувшись, ответил: «Вы здесь продолжаете отбывать наказание». В этом диалоге полностью отразилось фундаментальное различие между нашим и милицейским пониманием «химии». Для нас ИУОТ было «полусвободой», а для администрации — «полузоной».
Бывший зек — хороший зек
«Химии» делятся на два типа. На одни попадают по замене режима содержания из зон за хорошее поведение. На других же, так называемых «вольнячих», сидят те, кто получил «химию» за мелкие преступления и поехал отбывать наказание в ИУОТ из зала суда.
Несмотря на то, что по всем логическим понятиям бывшие зеки должны отличаться большей суровостью и тягой к лагерным понятиям, у нас все было с точностью до наоборот…
Попадая в ИУОТ после зоны, человек чаще всего старался забыть уголовные понятия и законы, быстрее от них отряхнуться и пойти дальше (не всегда и не всем это удавалось, поскольку для многих колония была единственным «развлечением» в жизни). На «вольнячей» же «химии» дела обстояли сложнее. Там нашлись «смотрящие» (в основном из тех, кто сидел раньше), которые пытались собирать общак, определили «петухов», убиравших туалеты, и попытались воссоздать все атрибуты зоны, которых, по недосмотру суда, были лишены. Об этом знали и наши милиционеры, и зеки, поскольку у всех там были знакомые. Пили на другой «химии» тоже намного больше. Да и нарушения они совершали чаще.
Единственное, что приходило на ум, когда мы думали о странном поведении сидящих там, это то, что они были не «пугаными» и не уставшими от зоны людьми.
Стоит или не стоит?
Досиживая последние недели в зоне и готовясь ехать на «химию», я испытывал огромное облегчение от того, что больше не буду мыть ноги и стирать носки в ледяной воде. Но не тут-то было! Весь срок, который я отсидел в ИУОТ, я продолжал пользоваться холодной водой, потому что горячей не было, она даже не была предусмотрена. Зеки некоторое время предлагали поставить бойлер и сделать нормальный душ, но администрация решила, что не стоит рисковать, и спустила этот вопрос на тормозах.
«Химия» — это практически общежитие. Зеки живут в комнатах, где помещается от четырех до бесконечности человек, в каждой из которых свой холодильник, чайник и все, что нужно для ведения хозяйства. Микроволновки запрещены, потому что они якобы как-то влияют на проводку. Мультиварками можно пользоваться только на общей кухне.
На входе в комендатуру вместо стола с вахтершей стояла дежурная часть и стальная решетка, которую милиционеры открывали, нажимая на кнопку. Окна тоже были зарешечены. В принципе, снаружи только решетки и вывеска могли сказать постороннему человеку, что здесь ИУОТ, а так — никаких заборов, ни вышек, ничего подобного. Хотя, судя по рассказам, некоторые «химии» все же были обнесены заборами.
В комендатуре всегда очень остро стоял вопрос оплаты за жилье. Вроде бы с зеков требовали относительно небольшие суммы (летом что-то около 10 рублей, зимой под 20 до перерасчета), но за что их платить, мы не понимали. Горячей воды нет, в комнатах и коридорах не жарко, живем по много человек в комнате, на каждом этаже только по одной электрической плите. Кроме того, у многих «химиков» были проблемы с работой, многим задерживали зарплаты. Когда милиционеры на собраниях поднимали должников и спрашивали, где деньги, минимум половина отвечала, что либо нет работы, либо за нее не платят. Поначалу администрация пыталась как-то выбивать зарплату для зеков, по крайней мере, обещала разобраться, потом общий тон собраний изменился, и «химикам» стали говорить, что если вы не можете оплатить комендатуру, чего вы вообще сюда приехали, сидели бы в зоне. Это притом, что зеки в своих отношениях с работодателем более бесправны, чем обычные работяги, и именно милиция должна представлять их интересы.
Недавно мне позвонил товарищ с «химии» и рассказал, что им сделали перерасчет по оплате за комендатуру за три последних месяца прошлого года, и все резко стали должниками. Правда, гасить задолженность разрешили до конца февраля, но все же…
«Ходят слухи, — сказал он мне в трубку, — что ДИНовцы хотят сделать перерасчет чуть ли не за весь прошлый год. По крайней мере, одни милиционеры это опровергают, другие подтверждают». После этого мой товарищ грязно выругался.
В тесноте…
Еще одна причина, по которой зеки не видели необходимости много платить за комендатуру — это ее сильнейшая перенаселенность.
Когда я попал на «химию», там с комфортом сидело человек восемьдесят, всем хватало мест в комнатах, и даже пара помещений была отведена под склады.
Потом прежний начальник «химии», получив звание подполковника, ушел на пенсию, и комендатуру начали постепенно заселять. «Заселять» — немного не то слово, в нее начали «трамбовать» людей. За год число живущих в ИУОТ зеков выросло с восьмидесяти человек до ста шестидесяти, при этом количество комнат увеличилось всего на две (освободили склады), и в них смогли разместить человек около сорока. Остальных заселяли в спальни, сдвигая нары плотнее и ставя новые. Милиционеры сами говорили, что «химия» уже «трещит по швам». На собраниях по выходным часть зеков не помещалась в актовом зале и вынуждена была топтаться в коридоре.
Когда я освобождался, «химиков» было уже около двухсот и, как утверждали некоторые представители администрации, — это был не предел, поскольку официально комендатура была рассчитана на триста человек. Откуда взялась эта цифра, когда и двести заключенных некуда было расселять? Как рассказывали некоторые милиционеры в частных беседах, прежний начальник «химии», чтобы уйти на пенсию подполковником, при подаче документов в ДИН о том, на какое количество мест рассчитано ИУОТ, вписал в фонд жилых помещений все комнаты, в том числе и кабинеты администрации. По метражу вышло, что поместится триста человек. Начальник ушел на пенсию, а на «химию» повезли зеков. Не знаю, насколько это было правдой, но помня старого начальника, я готов был в это поверить.
Второй причиной перенаселенности было то, что с нашей «химии» практически невозможно было освободиться досрочно. Раньше положенного срока уходили единицы. Чтобы уйти на УДО (условное досрочное освобождение) или «домашнюю химию» (более мягкое наказание, чем обычная «химия»), нужно было пройти комиссию в ИУОТ, а потом — суд, который утверждал либо браковал результат комиссии. Окончательное решение принимал председатель районного суда, к которому относилась наша комендатура. Так вот, судя по рассказам милиционеров, именно эта председатель назвала перечень уголовных статей, по которым «химия» могла даже не предоставлять заключенных к рассмотрению на УДО. И так вышло, что по этим статьям у нас сидело процентов восемьдесят человек, и им пришлось досиживать срок до конца. Из остальных двадцати процентов уйти раньше времени могли тоже не все.
И получилось, что завозить начали намного больше людей, чем отпускать. Перенаселение, в свою очередь, вызвало постоянные очереди на кухне, в туалете и вообще везде, что тоже не способствовало желанию зеков расставаться с кровно заработанными копейками в счет погашения задолженностей за жилье.
Несмотря ни на что
Но, несмотря ни на что, никто из зеков не хотел возвращаться в лагерь, хотя многие любили говорить о том, что лучше бы остались в колонии — была такая дурная привычка: ходить и ныть, что все не так. Однако жаловаться, в принципе, было практически не на что, потому что самое главное для заключенного — психологический комфорт, который во многом дает отношение администрации. А милиция, несмотря на то, что мы были для нее наполовину зеками, каким-то краем ума понимала, что мы уже почти люди.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.