что написано на дверях храма аполлона в дельфах

Что написано на дверях храма аполлона в дельфах

Надпись на Храме Аполлона

в Дельфах (Греция) :

«Познай самого Себя»

Храм Аполлона в Дельфах

( вверху реконструкция, как храм выглядит в настоящее время смотрите фото в низу)

Дельфы расположены у подножия горы Парнас — места обитания бога Аполлона, покровителя искусств, и его спутниц — девяти муз. По представлениям древних греков, здесь находился центр земли. Именно так Дельфы изображались на древних картах. Здесь среди руин древнего святилища до сих пор сохраняется «пуп Земли» — мраморное изваяние, на поверхности которого изображены перетягивающие его ленты. Греки называли его Омфалос.

Святилище в Дельфах возникло в глубокой древности и было традиционно связано с прорицателями судьбы. Здесь, как писал писатель III века Юстин, находилась «небольшая площадка, на ней глубокая расщелина, отверстая для оракулов. Холодная струя воздуха, гонимая вверх некоей силой, словно ветром, выходит из этой расщелины, приводит умы прорицателей в исступление и, преисполнив их божественным вдохновением, заставляет давать ответы вопрошающим».

Храм Аполлона в Дельфах играл огромную роль в жизни древних греков во все времена их истории. Ни одно серьезное дело, носило ли оно частный характер или касалось интересов целого государства, не начиналось без совета с Дельфийским оракулом. К дельфийским пифиям приходили за советом цари Мидас Лидийский, Тарквиний Гордый, легендарный богач Крез, великий полководец Александр Македонский. Хрестоматийным стало пророчество Дельфийского оракула, данное им лидийскому царю Крезу, собиравшемуся идти на войну: «Крез, перейдя реку Галлис, великое царство разрушит». Обрадованный Крез, решив, что оракул предрекает ему победу, начал войну, но разрушенным оказалось его собственное царство.

За долгие века своего существования в храме Аполлона были накоплены многие выдающиеся произведения искусства, мраморные и бронзовые статуи. Цари и народы древнего мира приносили в Дельфийский храм щедрые дары оракулу. На территории святилища некогда возвышались прекрасные сооружения. Ныне от них сохранилось немногое.

За изваяниями тянулись храмовые сокровищницы. Здесь хранились особо драгоценные дары Аполлону. Многие сокровищницы были «фамильными» — в них веками накапливались дары жителей тех или иных городов и областей.

В центре святилища возвышалось здание собственно храма Аполлона. Его окружало множество мраморных и бронзовых фигур. Храм был построен в 366—339 годах до н.э., на месте нескольких сменявших друг друга построек, самая ранняя из которых датируется 548—547 годами до н.э. Но и до нее на этом месте существовало по крайней мере еще три храмовых здания-предшественника.

Ныне от величественного храма Аполлона уцелело несколько колонн и фундаменты. В длину храм составляет 60 м, в ширину — 23. Некогда его окружали со всех сторон по шесть колонн с торцов и по пятнадцать — на длинных боковых сторонах. Это был классический древнегреческий храм, получивший название периптера. «Периптер» означает «оперенный», то есть окруженный колоннами со всех сторон. За сплошной колоннадой возвышались глухие стены, сложенные из мрамора.

Фронтоны храма Аполлона были богато украшены многофигурными рельефами и мраморными и известняковыми скульптурами. До наших дней сохранилась только фигура богини победы Ники и фрагменты фигуры богини Афины. По свидетельству Павсания, помимо Ники храм украшали статуи Аполлона, Артемиды, Лето, Гелиоса, Диониса.

Вход в храм находился с восточной стороны. Характерно, что в храм запрещалось входить людям, чем-либо запятнавшим свое имя и репутацию. «Храмы бессмертных открыты для честных людей!» — были убеждены древние греки.

Перед входом в храм стоял белокаменный алтарь, сооруженный из беломраморных плит жителями острова Хиос в начале V века до н.э. Возле алтаря проходила церемония освобождения рабов.

Внутренние стены храма украшали воинские трофеи афинян, взятые в Марафонской битве, — персидские щиты и доспехи, доспехи галлов — дар этолийцев. На стенах были высечены изречения семи греческих мудрецов:

«Мера важнее всего». Клеобул Линдский.

«Познай самого себя». Хилон из Спарты.

«Сдерживай гнев». Периандр из Коринфа.

«Ничего слишком». Питтак Митиленский.

«Помни, что жизнь конечна». Солон Афинский.

«Худших везде большинство». Биант Приенский.

«Ни за кого не ручайся». Фалес из Милета.

В храме, кроме даров Аполлону, стояли мраморные изваяния великого Гомера, статуи богинь судьбы мойр, Зевса и Аполлона.

В I веке до н.э. святилище Аполлона в Дельфах было захвачено и разграблено римским полководцем Суллой. Римляне вывезли отсюда множество драгоценных вещей, золотые и серебряные изделия, прославленные во всем Древнем мире памятники искусства, мраморные и бронзовые статуи. Но Дельфийский оракул продолжал существовать еще несколько столетий, пока в IV веке не был запрещен императором Феодосием — наступало время христианства.

Источник

Храм Аполлона в Дельфах: от древних мифов до наших дней

Отдыхая в Греции, обязательно найдите возможность совершить путешествие в Дельфы – город, который древние греки считали «пупом земли». Богатое историческое наследие здесь тесно связано с туристической инфраструктурой, несмотря на то, что сам город – это по сути две главные улицы с отелями, ресторанами, кафе, уютными тавернами и клубами.

Не очень большие размеры отнюдь не умаляют красоты бывшего религиозного центра Греции. Дельфы, раскинувшиеся у подножья горы Парнас – завораживающие зрелище, проникнутое загадочностью глубины веков.

Находящееся здесь святилище Аполлона за долгие века собрало и по сей день хранит уникальные произведения архитектуры, великолепные статуи из бронзы и мрамора, бесценные эпиграфические памятники.

Аполлон

Бога Аполлона можно назвать одним из самых аполитичных и популярных божеств Древней Греции – красавец-лучник крайне редко ввязывался в конфликты других жителей Олимпа, свои проблемы тоже решал сам, и не забывал помогать смертным.

Славянам Аполлон интересен тем, что один из его учеников, называемый в мифах Абарис Эйвар и прославленный за свои умения во врачевании, был выходцем из Гипербореи — таинственной страны на северо-востоке, где солнцеликий бог проводил целых четыре месяца в году.

Впрочем, Аполлон отличался не только в стрельбе из лука — одним из основных талантов брата Артемиды было прорицание. Причем свой дар он не только использовал лично, но и активно одалживал смертным, передавая свои пророчества через прорицательниц-пифий в Дельфах, сделав тем самым Дельфы одним из основных культурных центров сначала греческой, а затем и римской цивилизации. Сегодня, всё что осталось от некогда великого города — это руины и археологические раскопки, однако еще два тысячелетия назад отсюда диктовалась политика всего цивилизованного мира.

Читаем мифы Древней Греции и вместе путешествуем по местам, с которыми они тесно связаны.

Если вас интересует где находится гора Олимп в Греции, прочтите нашу интересную статью о том, что теперь представляет из себя древнее жилище богов, как лучше добраться до Олимпа и что можно здесь увидеть.

Где находятся Дельфы и храм Аполлона

Дельфы находятся на легендарном, фантастическом полуострове Пелопоннес в номе Фокида в центральной части страны, в 178 км от столицы Греции, между Коринфским заливом и горной цепочкой Парнасос.

Столица нома – Амисса, экономический центр Фокиды, но туристы тут не задерживаются, предпочитая осматривать достопримечательности города Дельфы и многочисленные горные вершины, морские заливы и колоритные уголки Фокиды.

В летние месяцы тут почти не бывает дождей, господствует средиземноморский климат, наиболее жаркие месяцы – июль-август, когда температура может подниматься выше 30 градусов. Пляжи с мелким песком окружены оливковыми рощами, а пляжный сезон длится с конца мая по октябрь включительно.

Древний город Дельфы расположен на юго-западе Фокиды на высоте 700 м над уровнем моря, почти в 10 км от коринфского залива.

Тут проводились знаменитые Пифийские игры, оглашал свои предсказания Дельфийский оракул, амфитеатр развлекал в IV веке до н.э древних жителей.

В святилище Апполона (VI – IV в.в до н.э.) хранился монумент Омфалос, сделанный из куска мрамора и символизирующий место, откуда и появилось все существующее земле. Сегодня здесь можно увидеть хорошо сохранившиеся руины этих и многих других исторических жемчужин.

В Дельфах можно очиститься и омолодиться у Кастильского источника (территория ущелья Федриад к востоку от святилища Аполлона) и постоять у прекраснейшего памятника архитектуры древности – толоса Афины Пронайи.

С Дельфами связаны самые значительные мифы и загадки Древней Греции.

Мифы о Дельфийском оракуле

Началось всё с того, что Боги поделили Землю. Кончено, в ту пору грекам была известна только юго-восточная Европа, Средиземное, Чёрное и Азовское моря и совсем немного Северной Африки, включая Египет, так что делили исключительно их.

Сам дележ, по Эсхилу, вышел крайне впечатляющим и стал основанием для полноценных войн богов, однако Дельф это не коснулось — права на городок и ближайшую гору предъявила сама Гея, прародительница почти всех участников Титаномахии.

Кусочек был лакомый, однако все прочие претенденты предпочли сдержать справедливый порыв и вскоре Гея уже обживалась на новом месте.

Впрочем вскоре, этот клочок земли Гея отдала своей дочери, Фемиде, незадолго до того, как последняя была выдана замуж за Зевса.

Самой Фемиде, как богине правосудия, предсказания скорее мешали, так что подарок был не то, чтобы очень востребованным, однако молодая богиня нашла решение — она передала Дельфы своей сестре Фебе, которая с благодарностью его приняла. Именно Феба в конце концов и подарила Дельфы Аполлону, как своему любимому внуку.

Изложенное основано на работах Эсхила, а так как древние греки не отличались постоянством – оно может не соответствовать представлениям других эпох.

Так, существует (и весьма популярна среди экскурсоводов) версия, в которой святилище Аполлон не принял в дар, а отбил у Пифона в жаркой схватке, и первыми прислужниками стали спасенные Аполлоном от потопления моряки.

Версия Эсхила была выбрана лишь как наиболее подробная, классическая и непротиворечивая. Впрочем, это не мешает ей оставаться сказкой — реальность была несколько более приземленной, хотя и довольно экстравагантной.

Противоречивая история

Откинув в стороны все мифические особенности, из работы Эсхила можно вынести следующее — когда-то в Дельфах поклонялись не Аполлону, а другому божеству, но при этом уже тогда жрецы выдавали пророчества. Что вполне совпадает с результатами раскопок — первое святилище, принадлежащее именно Аполлону, было построено в Дельфах в конце VII века до н. э., но вот первое строение вообще появилось там еще за четыреста лет до этого.

Гомер в своих трудах также называет его святилищем «Феба» (одно из прозваний Аполлона), однако сам автор жил столетия спустя и отсутствием воображения не страдал, так что опираться на его труд целиком и полностью будет неразумно.

Достоверной информации о доаполлонских Дельфах – нет, но если попробовать опереться на древнегреческие труды (в частности, на того же Гомера и, с уже большей долей доверия, Геродота), можно понять, что еще в XI-X веках до нашей эры в Дельфах уже было святилище с полным набором жрецов.

Как строили святилище Аполлону

Святилище собственно Аполлона, появилось в Дельфах только в конце VII века до н. э., благодаря зодчим Агамеду и Трофонию, которым, по преданию, сам Аполлон и повелел построить храм.

Строили на совесть, но уже в 548 до н. э. храм сгорел. Было ли это случайностью, или же нашелся еще один Герострат – неизвестно, но уже двадцать лет спустя храм был заменен на новый, с красивыми колоннами и барельефами (о которых известно из рассказов современников).

Именно этот, восстановленный храм и стал настоящим центром Древней Греции, именно под его крышей произносились судьбоносные пророчества и именно туда за последним советом приходил легендарный Леонид, царь Спарты (хотя эта сцена вряд ли выглядела так же ярко, как в голливудской экранизации).

Примерно в это же время появились Пифийские игры – вторые по масштабу в Древней Греции. Причем в отличие от Олимпийских, которые были прежде всего состязаниями, основной смысл Игр Аполлона состоял в превозношении их покровителя с помощью музыки, танца и стихосложения. Впрочем, со временем добавили и соревнования атлетов, и гонки на квадригах – публика хотела зрелищ, а не высокой поэзии.

Конец Дельфийского Оракула

В 373 году до н. э. храму серьезно досталось при землетрясении. Настолько серьезно, что его пришлось снести и на освободившемся месте построить новое святилище.

Кстати, примерно в это время началась и культурная экспансия греков в Римской Империи, завершившаяся сокрушительной победой, не в последнюю очередь благодаря пифийским жрецам бога Аполлона, ведь римляне в те, ранние имперские годы, были поразительно наивны в плане предсказаний. Именно пифийские жрецы оказали значительное влияние на только формируемое сообщество римских авгуров и это влияние оставалось таким до самого конца Оракула. И до него оставалось не так уж и долго.

По времени, начало конца Дельфийского оракула совпадает с появлением новой религии — христианства, однако связывать два события было бы неправильно. Влияние Дельф разрушила не еще совсем слабая новорожденная религия, а тот факт, что римляне всё больше и больше становились прагматиками, удаляясь от своих старых верований, а оракулы отказывались интегрироваться в новый порядок вещей.

Заметим, что эта проблема часто встречается в относительно развитых религиозных обществах — так, в Европе эпохи Ренессанса схожая ситуация привела к массовым войнам в Германии, Италии и Англии.

Греки отделались легче — об оракуле просто начали постепенно забывать и галлы, разрушившие святилище во время восстания в конце третьего века, здорово в этом помогли.

В 323 году оракул был окончательно закрыт императором Феодосием, который вообще не любил местных жрецов и старался максимально очистить Грецию от влияния как Дельфийского, так и Додонского оракулов.

Века забвения, возрождение легенды

А потом были Средние или, как говорят в Европе, Темные века. Великая Римская Империя пала от рук необразованных варваров, в Европе рождались и умирали государства и даже нации, за территорию Греции остервенело сражались турки, византийцы и вообще большинство европейских государств, но останки Дельфийского оракула продолжали стоять наперекор всему, так же, как и фаланги спартанцев в Фермопильском ущелье.

Их заносило пылью, они уходили в землю, но святилище Аполлона не было окончательно забыто — легенды о нём передавались как в самой Греции, так и за её пределами. И когда англичане в конце XIX века начали активно вести раскопки в Греции, Дельфы были одной из первых точек, где они начались.

Наконец, в 1892 году святилище было возвращено на свет археологами. С тех пор в Дельфах работали группы со всего мира, причем частично раскопки продолжаются и до сих пор, с каждым годом открывая всё больше и больше о том, как и чем жили жрецы Аполлона, и простые смертные этого некогда великого города.

Современные Дельфы

Современные Дельфы расположены на восток от древних руин и античных раскопок храма, который является одной из самых удивительных достопримечательностей древнего Пелопоннеса. Градообразующее предприятие Дельф – это, конечно, Дельфийский музей, который хранит в своих запасниках все находки, обнаруженные здесь за последнее столетие.

Кувшины и амфоры, осколки барельефов и статуи из слоновой кости и золота, а также находки додельфийского периода, являются основными сокровищами музея. Коллекция содержится в превосходном состоянии и наверняка сможет поразить любого, интересующегося античностью, человека.

Важную роль играет еще и месторасположение музея, который построен неподалеку от места раскопок. Так что после нескольких часов вдумчивого созерцания экспонатов, никто не помешает вам пройти на место храма и представить эти полуразрушенные постройки в эпоху их настоящего величия. Поверьте, картина будет действительно впечатляющей!
Стоимость билета — 9 евро (музей + раскопки), время работы – с 9:30 до 17:00.

Тем, у кого есть время задержаться на несколько дней и потратить время на обзор всех достопримечательностей этого города с богатейшей историей, местная инфраструктура предлагает возможность снять отель на любой бюджет, попробовать местную кухню с домашним греческим вином и даже посетить горнолыжный центр в 12 км от Дельф.

Почти все, что вам окажется необходимым, вы найдете на одной из центральных улиц Дельф — Vasileon Pavlou & Friderikis, в том числе автовокзал, несколько банкоматов и два интернет-кафе — Дельфико и Парнас (расценки — 3 евро за 1 час пользования интернетом).

Одни из самых популярных отелей в Дельфах, с ресторанами, саунами, ювелирными и сувенирными магазинами — Vouzas Hotel 4* и Amalia 4*, средняя стоимость проживания тут в стандартном номере на двоих – 70-80 евро за сутки.

Есть в Дельфах и ночные клубы, где можно провести вечер, к примеру, «Katoi» (недалеко от автозаправки, вход – 6 евро) и «Downtown» (у отеля Hermes, вход 6 евро). Гостям предлагают послушать музыку всех направлений, в заведения регулярно приглашают лучших ди-джеев страны.

Туры на курорт Дельф – круглогодичные. Весной тут царит аромат цветущего миндаля, а зимой не только туристы, но и греки посещают горнолыжный центр, который находится на высоте почти 2500 м на горе Парнас. Он оборудован современными подъемниками и за 15 минут они вас поднимут до самой высокой точки. Двадцать лыжных трасс различного уровня сложности, некоторые из которых олимпийского уровня, доставят на уровень 600 м над морем.

Круглый год, с 9 утра до 17.00 принимает посетителей подземный парк Vagonetto, показывающий процесс добычи алюминия. Туда можно спуститься в настоящей вагонетке и прокатиться по заброшенным шахтам, осматривая экспозиции, рассказывающие о трудной работе добытчиков руды. В специальных павильонах наглядно показана каждая стадия процесса получения металла, есть также зал по защите окружающей среды.

Как добраться

Добраться до Дельф довольно просто – из Афин вы можете как просто проехать на автобусе, так и заказать автобусную экскурсию. Автобусы отправляются с терминала В столичного автовокзала, с раннего утра до 6 вечера каждые 2 – 3 часа, (время в пути – 3 часа, стоимость проезда – 13-15 евро).

Из Дельф в Афины — с 7.30 утра до 8 вечера (кроме воскресенья).

В случае заказа экскурсий есть из чего выбирать. Групповая однодневная экскурсия Афины – Дельфы будет стоить в среднем 40 евро, плюс 6 евро за вход в музей Дельф и столько же – за вход на территорию древних раскопок.

Особенно популярен вариант Афины-Метеоры-Дельфы, так как он дает очень хороший обзор наиболее интересных периодов греческой истории, пусть и не по порядку.

Стоимость билета на простой автобус эквивалентна 150–200 рублям, стоимость экскурсии около 50 евро.

Если же у вас свой автотранспорт – вам следует ехать по дороге Афины-Ламия и в районе Орхоменоса свернуть к лыжному центру в Парнасе. Вскоре дорога пойдет вверх, а потом спустится прямо в Дельфы. Дорога горная и извилистая, всего поездка займет у вас около двух-трех часов.

Также есть возможность попасть в Дельфы на поезде, из тех же Афин. Это немного дешевле и быстрее, но вот услуги экскурсовода вы при этом потеряете.

Застройка Дельф велась хаотично (музей вообще не имеет почтового адреса!) и неместный просто не разберется в этой мешанине улочек, проулков и подворотен. Но жители хорошо понимают английский, так что даже у совсем заблудившегося туриста есть шанс выбраться как к родному отелю, так и к интересующим его постройкам.

Если Вас интересует температура воды в июне в Греции, то подробная статья про климат Греции вам будет очень полезной.

Собираясь на отдых, запланируйте поездку в город грозной богини Афины! О легендарных достопримечательностях древней столицы Греции вы можете прочитать в нашем обзоре.

Если вас интересуют святые места этой удивительной страны, узнайте о почитаемом всеми греками чудотворце святом Спиридоне Тримифунтском. Подробную информацию о Святителе, рассказ о его храме, вы найдете в нашей статье.

Источник

bubligum9000

bubligum9000

Флюэллинг Ралф Карлин. Эпикур: «Никогда не будет бедным живущий сообразно природе».

«Познай самого себя» С латинского: Nosce te ipsum [носцэ тэ ипсум]. Древнегреческий оригинал: Giiothise auton [гноти сэ аутон].
Ошибочно приписывается древнегреческому философу Сократу.
Надпись на храме Аполлона в Дельфах. Как сообщает философ Платон в своем диалоге «Протагор», это плод совместных раздумий «семи великих мудрецов» Древней Греции. Он пишет, что однажды Фалес, Питтак, Биант, Солон, Клеобул, Мисоне и Хилон (VI в. до н. э. ) собрались в храме Аполлона в Дельфах и в результате долгого диспута пришли к абсолютной, по их мнению, истине. Найденную истину — «познай самого себя» — они и написали на стене храма в Дельфах. Отсюда традиционное название этого тезиса — «заповедь Дельфийского оракула».
Что же касается Сократа, то он сделал это выражение весьма популярным, разъясняя его своим ученикам, широко используя в своих беседах и выступлениях. Вышеупомянутый древнегреческий философ Хилон эту же мысль развивал так: «Познай самого себя, и ты познаешь богов и Вселенную».
Употребляется в смысле: человеку необходимо понять, что он хочет (что сделает его истинно счастливым) и какими возможностями для достижения этой цели он располагает

Источник

Что написано на дверях храма аполлона в дельфах

Текст написан на основе 2-й лекции из курса «Узнай себя», прочитанного на философском факультете МГУ осенью 1989–весной 1990 годов. Впервые опубликован в сборнике: Балканские чтения–4. ΕΛΛΑΣ (Древняя – Средняя – Новая) ГРЕЦИЯ. Тезисы и материалы симпозиума. М., 1997.

В тексте сохранены авторские орфография и пунктуация.

О надписи Е на древнем храме Аполлона в Дельфах

Для Плутарха сомнения нет, что в храме Аполлона настоящий, не слепленный нашим воображением Бог. Еще далеко до Ницше, который скажет что Бог умер. Вячеслав Иванович Иванов пишет свою поэму-мелопею «Человек» в 1915 г., т.е. уже после Ницше, через которого Иванов прошел. Во втором «мелосе» мелопеи «Человек» под названием «Ты еси» (первый мелос «Аз есмь», третий «Два града», четвертый «Человек един») в срединном стихотворении, к которому идет восходящая буквенная нумерация от α до θ и от которого идет нисходящая буквенная нумерация от θ до α, — это срединное обозначено как ἀκμή, цветение, высшая точка, — говорится:

Что тебе, в издревле пресловутых
Прорицаньем Дельфах, богомол,
Возвестила медь ворот замкнутых?
Что познал ты, гость, когда прочел
На вратах: ЕСИ?
У себя спроси,
Человек, что значит сей глагол.
«Ты еси» — чье слово? Кто глаголет?
От пришельца ль Богу сей привет?
Сущему, Кого поклонник молит,
Имени достойнейшего нет.

Сущему, Кого поклонник молит,
Имени достойнейшего нет —

эти слова как будто буквально повторяют Плутарха: «единственное именование, подобающее Единому, — именование Бытия». В слове «сущему» ясно слышится и библейский подтекст, имя Бога в Книге Исход. Сущий по-гречески ὁ ὤν, средний род этого причастия τὸ ὄν — одно из главных слов в истории философии, переводимое и как «сущее» и как «бытие».

Неожиданно этот краткий диалог, такой же как у Плутарха, кратчайший собственно из всех диалогов — Узнай себя, говорит Бог; Ты еси, откликается человек — у Иванова продолжается и получает совсем новый оборот. Иванов не дописывает диалог, не прибавляет к нему новых слов, но вторая его часть, Ты еси, звучит для него второй раз, сказанная теперь уже не человеком, а опять тем же, кто сказал Узнай себя, и получающая новый смысл.

Сущий — Ты! А я, — кто я, ничтожный?
Пред Тобой в какую скроюсь мглу?
Ты грядешь: пылинкою дорожной
Прилипаю к Твоему жезлу.
Но в ответ: «Еси!
В пустоте виси,
Соревнуя солнцу и орлу!».

Человек, отдав Богу «достойное», т.е. бытие, причем всё бытие, не оставил себе ничего, «ничтожный». Пылинка здесь скорее не в смысле всё еще какой-то вещи, пусть очень малой, но это другое название для ничто. Как латинское nihil, если оно происходит от ni-hilum, заставляет подумать о шерстинке как об исчезающе малом, так у Иванова пылинка. Она есть лишь поскольку прилипла к жезлу Того, кто сам и есть всё бытие. Но как только человек умалился и согласился исчезнуть во мгле, происходит то, чего нет у Плутарха: Бог-бытие ответно дарит бытие человеку.

За божественным повторением Еси, — это даже не эхо, а в тот же «миг», через строфу скажет Иванов, в поступке искреннего отдания человеком всего бытия Богу этот самый акт вызывает Бога на то же слово Еси. Оно становится голосом не одного человека только, но и Бога, т.е. оба произносят это слово одновременно, оно не удваивается во времени, а усиливается сложением двух голосов, — следует «В пустоте виси». Мы делаем сейчас при чтении ударение на последнем слове, как по-видимому и хочет Иванов, у которого следующий стих говорит о существах, способных не падать, хотя у них нет опоры.

Когда человек сказал Богу «ты еси», глагол здесь не предикат в ряду других (ты существуешь, как ты велик, ты творец), а собственное имя: ты есть ecu, ты бытие. Бог отвечает тем же: человек из ничто, тьмы, пылинки становится не вещью, а тоже бытием, т.е. и не образом даже творца, а самим творцом. Недаром он висит в пустоте; из ничто он взлетает не к чему-то, Бог дарует ему из пылинки стать не целой скалой, а ко всему. Диалектическое перевертывание здесь происходит в чистом и предельном виде, из ничто человек становится царем.

С Вечным так о праве первородном
Спорит, — отрекаясь вновь и вновь
От преемства в бытии свободном, —
Человек. Но Бог: «Не прекословь,
Ибо ты еси!
Царский крест неси!

Бог не распределяет человеку быть царем над тем и тем, а именно над всем, как другому Богу. Ты еси, сказанное человеку, тоже не предикат в ряду прочих, — ты пылинка, ты мгла, ты ничто, ты существуешь, — а собственное имя. Человек тоже ecu, бытие. Если Бог бытие, то и человек вдруг видит себя тоже Богом, посвящается в царское достоинство.

Крестное Любови откровенье!
Отворенье царственных Дверей.
«Ты еси» — вздохну, и в то ж мгновенье
Засияет сердцу Эмпирей.
Миг — и в небеси
Слышу, «ты еси» —
И висит на древе Царь царей.

Царь царей — первочеловек Христос, небесный Адам, начало всех людей. Как же так? значит «ты еси» было сказано Богом не тому человеку, который подошел к нему с земли? Да, «в пустоте виси, соревнуя солнцу», прозвучавшее в ответ на человеческое самоотдание Богу, было воздвижением первого Адама, Царя царей, и лишь потом оно коснется того царя, которым становится через божественный подарок каждый человек. Бытие, которое Иванов называет алмаз и клад, самое драгоценное и просто единственное, что есть в человеке, всё его существо, кроме которого ничто, мгла и пыль, это первочеловек Адам. Ему сказано первое «ты еси» и только через него каждому человеку, поскольку человеческое в каждом человеке это и есть Адам. На отдание себя человеком Богу свыше отвечено посыланием Христа, Царя царей, который сияет в человеке как сокровенная его суть, Эмпирей, алмаз, драгоценный клад.

Особенность гностических систем в том, что восхождения, преодоления, стяжания, обретения, победы, торжества случаются не однократно, а варьируются, повторяются на разных ступенях невидимого пути в новых порождениях сущностей, в развертывающихся зонах, которые размножаются неостановимо, так, что для пояснения одного круга событий привлекается другой, без конца. Оправдано ли западное название нашей религиозной философии, «русский гнозис», это вопрос для особого разбора, но черту почти навязчивого повторения мистических свершений мы у Иванова видим. Едва полученное человеком божественное «ты еси» оказывается получено пока не им вот этим, а Всечеловеком, и теперь необходимо второе постижение, очередное свершение: как тогда произошло соединение (перво)человека с божественным бытием, так теперь предстоит соединение каждого с Адамом, своей собственной сутью.

Но если эхом неприступным
Возвращено тебе «Еси»,
Кольцо волною, — целокупным
В себе Адама воскреси.

Адам в каждом суть каждого, но невидим как зарытый клад, в свою очередь «темный», как был до откровения бытия темен и сам человек. Адам откроется поэтому вовсе не каждому:

Вверен всем алмаз сыновний,
Вспыхнет каждому в свой час
В том из нас,
Кто всех ближе, всех любовней.
Лишь в подвале погребен,
Темен он.
В каждом таинственно целен,
Он один в тебе навек,
Человек,
Божий сын, — и неразделен.

Божий сын Адам, бытийное равенство Отцу, неделим и нераздельно составляет существо человека, только человек держит его по своей темноте в «подвале». Чтобы высвободить в себе Адама, человек должен свергнуть тюремщика, который держит подлинного Царя, каким в конечном счете тайно оказывается каждый человек, взаперти, под спудом. Надо свергнуть самозваного хозяина. Он ограниченный индивид, ложное Я. На место самозваного должно прийти подлинное Я. Истинное Я в человеке — это его богосыновство.

Что же получается. У Плутарха и Иванова одинаково Бог и человек ведут между собой разговор. Разница однако в диаметральной противоположности происходящего. У Плутарха человек признает Бога, называет его верховным именем бытия. У Иванова человек делает то же, но главное событие в другом, чего у Плутарха нет и не могло быть: Бог признает в человеке бытие, утверждает человека. На первый взгляд что тут от Ницше? Для опрокидывателя платонизма Бог проекция человека, создание его творчества. У Иванова как будто бы прямо наоборот, человек создание Бога, Бог возводит человека из пылинки, из ничтожества к царству. На первый взгляд вовсе не Бог проекция человека, а тогда уж скорее человек проекция Бога. Творец сначала дает человеку бытие, потом царство, когда существом человека оказывается вторая божественная ипостась, новый Адам.

Но мы видим, как весь интерес Иванова сосредоточивается на том, как Бог обеспечивает человеку бытие и царство. Не меньше чем у Ницше, только не прямым, а косвенным шагом Бог у Иванова служебен по отношению к человеку. Он не объявлен проекцией человека, открыто — нет. Он однако всё равно в своем новом неожиданном акте делает всё для человека, на благо человека, придан личности для ее самоутверждения. Он та печать, которую бывшая пылинка ставит на себе, как если бы такое было возможно, для своей царственной легитимации.

Мистический диалог из поэмы Вячеслава Ивановича Иванова «Человек» нашему сегодняшнему опыту не соответствует. Мы не слышим, чтобы Бог к нам обращался, ободряя нас и вручая нам удостоверение личности: ты еси, ты доподлинно есть, ты само же бытие тоже как я в каком-то смысле. Что такие вещи вообще возможны и поэт на своей орлиной высоте («соревнуя солнцу и орлу») именно так испытывает и переживает, мы должны допустить: где-то всё так, и поэту-мистагогу, водителю по таинствам, должны быть ведомы карты, маршруты, места встреч, обряды посвящений, восхождения, откровения, ступени мистической иерархии. Однако сам Иванов в Римском дневнике в конце второй мировой войны писал о таком себе в прошлом:

К неофитам у порога
Я вещал за мистагога.
Покаянья плод творю:
Просторечьем говорю.

Правда, поэма «Человек» осталась, поэт ее не отменял. Тогда, в 1915-м, еще в начале первой мировой войны, он говорил как инженер духа, проводник в невидимом странствии. Но уже и к концу той войны в нем всё изменилось. Человек стал другим. Тем более мы сейчас прочно забыли, что испытывал довоенный поэт. Мы вообще сейчас меньше готовы прислушиваться, когда нас учат делать то и то. Не то что мы стали циники и ничему не верим, а следовало бы. Дело в другом: мы убедились много раз на очень подробном, многократном, на самом доходчивом опыте, что с любыми человеческими предприятиями и начинаниями всё обстоит не очень хорошо; что похоже вообще человек стоит под большим вопросом. С человеком что-то не так.

Поэма 1915 года продолжала и торжественно закругляла давние мысли Иванова. Уже весной 1907-го в статье «Ты еси» Иванов писал, в чем собственно проблема. «Современный кризис индивидуализма. коренится. в росте и изменении самого сознания личности; утончение и углубление личного сознания, дифференцируя его, разрушило его единство». Иванов цитирует из своего более раннего сборника «Прозрачность. Вторая книга лирики», 1904 г., из стихотворения, которое называется Fio, ergo non sum, «Становлюсь, следовательно не есть», — подразумевается, что Декарт не заметил подвижности человеческой мысли, которая поток, не установилась и потому не есть, не бытие. Чтобы развернуть у Иванова эту тему человеческой жизни как становления, которое всегда только еще начинается и никогда не формируется в полное сущее, нужно было бы вчитаться в Ницше, а это тема для другого разбора. Тогда, заявляя тезис Fio, ergo поп sum, Иванов спрашивал:

Где я? где я?
По себе я
Возалкал!
Я — на дне своих зеркал.
Я — пред ликом чародея
Ряд встающих двойников,
Бег предлунных облаков.

«Наука не знает более, что такое Я». Не одна наука, а вообще никто не знает. И в поэме «Человек» Иванов поэтому обращается не к науке и вообще ни к чему человеческому, а к Богу, чтобы узнать, как обстоит дело с Я. Потерянный, человек у храма божества сказал Богу, зная себя ничтожеством: ты ecu, и неожиданно для себя услышал в ответ от Бога то же самое.

Мы теперь не находим в себе и вокруг себя ничего похожего на такой опыт. Чтобы однако не оставаться просто чуждыми тому, о чем говорит Иванов в своей мелопее, попробуем сформулировать это отсутствие у себя опыта божественного удостоверения в вопросах. Первое, что само собой приходится спросить: не следовало ли человеку искать себя там же, где он себя потерял. Он растерялся в самом себе, не нашел себя в мире и потерянный обратился к Богу из своего ничтожества, из небытия, каким оказался.

Бог не сделал его ничто чем-то, подарив человеку растерянное им содержание. Слова Бога «В пустоте виси!» не показывают, кому дается бытийное удостоверение, потому что ничтожество человека не отменяется: он остается «в пустоте», лишенный прописки среди вещей. Он не сущее, а «просто» бытие, подобно тому как мир это белый свет, сам не вещь, а дает видеть вещи. Теперь мы прочитываем строку Иванова с ударениями на обоих словах, «в пустоте виси», и имеем право так делать, потому что поэту не позволяется диктовать, какой смысл надо придать его словам. Они должны работать во всех смыслах. Бросая слово, поэт подставляет его так, как сам не видит, идет на риск, что его прочитают как он сам не догадается. Сказав, он отступает в сторону, не может уже управлять своим созданием, оно живет или гибнет само. Независимо от того, чего хотел или не хотел Иванов, о чем он думал и о чем нет, мы прочитываем его строку так сказать во все стороны и понимаем как она понимается.

«В пустоте виси» и пробуй на свой страх и риск из пустоты соревновать солнцу и орлу, у тебя может получиться, но пока твое прежнее ничтожество выросло только до впускающей пустоты. В пустоте какое Я? или ты? Кого замещают эти местоимения? Откуда собственно они появились? Ведь к Богу подходило ничто. Бог не занялся превращением ничто в нечто, пустота открыла только возможность, бытие еще не видно чему подарено, получатель может думать о себе разное, но со стороны дарящего он пока еще только задача. Как не о чем по сути было говорить до дара, так после дара в пустоте не возникло ничего кроме подаренного, а о нем в лучшем случае можно сказать только что оно есть. Что оно есть?

Мы должны разобраться, откуда взялось ты, что оно вмещает. «Богомол» был ускользающей величиной. Удостоверение было выдавать некому, печать бытия было ставить собственно некуда. Человек сам это понимал. Ведь не диалектической хитростью было, когда подошедший к храму сказал Богу:

Сущий — Ты! А я, — кто я, ничтожный?
Пред Тобой в какую скроюсь мглу?
Ты грядешь: пылинкою дорожной
Прилипаю к Твоему жезлу.

Неужели человек лукавил насчет своей малости? Правда, человеческая культура началась с подобного обмана. Когда Прометей, который был на стороне человека против олимпийцев, делил с Зевсом быка, как положено после жертвоприношения, то хитроумно самые негодные части туши покрыл блестящим жиром, а лучшие наоборот негодными потрохами и предложил Зевсу: выбирай сам. Зевс простодушно выбрал то, что выглядело лучшей частью, и оказался жестоко обманут. Человек в поэме Иванова повторяет ту же хитрость? он подходит к Богу под видом смиренного ничтожества, льнет даже не к ногам, а к жезлу божества пылинкою дорожной, потому что тонкий диалектик и догадывается, что от ничего легче взмыть ко всему, кто был ничем тот станет всем; а когда Бог дарит бытие, личность проступает из-под маски ничтожества?

Так исчезающе малая величина или всё-таки Я, в котором Бог узнает почти равного? Тогда зачем образу Божию еще свидетельство о бытии сверх того, что с самого начала уже было? Откуда взялось Я? Бог ведь его не создавал, во всяком случае в Библии об этом нет. Он не создавал и личность. Сотворен был человек. Что такое человек? Это большой вопрос, мы им по существу заняты. Человек есть тот, кому сказано: узнай себя. Что если, не узнав этого, он был захвачен в плен самозванным Я, которое потому и пошло к Богу за удостоверением личности, что значит ему в том была необходимость? А так — оно стояло бы само. Человеку, который создан Богом, зачем еще идти к Богу за удостоверением второй раз? Всё-таки один раз он уже создан.

И почему вообще к Богу подходит Я? Может ли в принципе Я подойти к Богу? В самом деле, никакого Я не было без Ты, Я только по порядковому номеру стоит в списке личных местоимений первое, по событию оно не могло быть раньше Ты, тем более для Бога никакое наше Я не моложе Ты и без Ты строго говоря не бывает. Такого Я, которое захочет заявить себя Богу без ходящего с ним Ты, Бог просто не увидит, не потому что он подслеповатый как Зевс, а потому что наоборот слишком зоркий и в упор не видит наших измышлений, вроде отдельного Я, в котором нет сути. Если видение Бога есть одновременно сотворение, то уж не воображаемое Я ему творить; а чего он не видит, то осуждено на провал. — Онтологически Я никак не раньше Ты, возникло перед Ты и в его глазах, и если забыло об этом, то Бог наверное не забыл, с какой стати ему растеряться. В Евангелии от Матфея, в Нагорной проповеди слышно его слово: «Пойди прежде примирись с братом твоим, и тогда приди и принеси дар твой». Я, подкатывающееся к Богу без Ты, похоже немножко на Каина, который, убив Авеля, сказал Богу: «Я не сторож брату своему». Ну нет брата. А я вот есть. Говори тогда со мной одним.

Такое Я теперь вымогает от Бога удостоверение в «ты еси». Молитвенное Я, с каким молитвенник обращается к Богу, это конечно не «мы двое», но и не странно блуждающий одиночка. Оно стоит перед божественным Ты и помнит о своей сотворенности. Оно не пылинка а тяжесть, хотя бы груз вины. Оно должно было бы крепко всё забыть, чтобы сбросить с себя иго и бремя и легким ничтожеством пойти за самоутверждением.

По одному варианту прометеевского мифа Зевс только сделал вид что не заметил при дележе быка уловки, на самом деле он сразу видел всё насквозь. Бог не может не видеть, ему смешны уловки Я, которое хочет обратиться к нему не по инстанции, отвернувшись от того, с кем оно сковано одной цепью. Загородки, которыми оградило себя Я, отгородившись от других и от своего же Ты, для Бога никак не могут быть непрозрачными, разве что станут вовсе невидимы, отсюда и первый вариант мифа. Бог Индра, но также и все три главных лица ведийского Олимпа, включая Агни и Шиву, имеют среди прочих имен название puramdará, раздиратель городов, а другое значение этого слова взломщик. Слово pura в женском роде puri значит и город, за что конечно прежде всего хватаются переводчики, но также тело в смысле индивида. Aham-kara, букв. делание, изготовление Я, переводится на современные языки как «сознание Я», но в kara есть смысл поделки и подделки. Неведомо какая тьма делает из неведомо чего, городя город, обособленное Я и пользуется телом, puri, чтобы отгородиться в нем от не-Я. Индра совсем не уважает этого огораживания Я в теле как городе, он puramdará, раздиратель городов, и занят этим делом с такой же веселой страстью, с какой, как считается, индоевропейские завоеватели, спустившись откуда-то в долины Инда и Ганга, разрушали пытавшиеся им сопротивляться дравидские глиняные селения.

В конструкции Иванова непроясненным остается вот этот момент, непонятная роль Я. Непонятно уважение Бога к Я и выдача удостоверения в бытии, при том что с самого начала самому же Иванову непонятно ни происхождение, ни содержание этого Я. Что Бог даритель бытия, это понятно. Какому именно Я он его дарит, что за личности, усмотреть не удается. Неубедителен поэтому избыточный жест ивановского Бога. Это редуцированный, присмиренный Бог, который тоже оказывается огорожен своей сферой и выходит из нее только чтобы освятить сферу человеческой самозванной личности. Мы чувствуем, интуиция не обманывает нас, что настоящий Бог совсем не занят размежеванием и соблюдением сфер, что он всё-таки больше похож своим жестом на puramdará, разметавшего нагромождения, чем на администратора, припечатывающего приватизационные удостоверения.

Мы слышали в дельфийской надписи скрытый подвох и теперь тем более продолжаем его слышать. Вовсе не убедил нас Иванов, будто ее смысл сводится к вежливому дарению бытия, от человека к Богу и обратно. Больше того, мы сомневаемся что речь в той надписи вообще идет о бытии. Бытие позднейшее философское понятие. Иванов присоединяется к толкованию Плутарха и только изменяет направление дарения. У Плутарха только человек признает Бога безусловно сущим и на том дело останавливается. У Иванова Бог выходит из себя и утверждает бытие за человеком, что у Плутарха было бы совершенно немыслимо. Это уже XX век и ницшеанская мысль, привыкшая распоряжаться Богом вольно, принуждающая его к тому и этому. Но понятие бытия у Иванова такое же как у Плутарха, где оно принадлежит позднему эллинистическому религиозно-философскому синтезу и должно прочитываться прежде всего в контексте благочестивого просвещенчества, как у Посидония, Филона Александрийского с его библейской экзегезой, Нумения, т.е. в свете позднего стоического платонизма. Что такое понятие бытия уже было, что им руководствовались в той архаике, когда возникла надпись Ε, вот это очень сомнительно.

Иванов привносит радикальное ницшеанство, но оно не больше чем оборотная сторона плутарховской примирительно-почтительной философской религиозности.

Источник