зеркально ясная гладь озера чуткая ко всему что простиралось
Зеркально ясная гладь озера чуткая ко всему что простиралось
Озеро простиралось в темной раме вечерних сумеречных берегов. Плотной стеной темнели по сторонам камыши, чернела причаленная Емельянова лодка, чернели верши, выброшенные на сухое, и только сама вода была еще светла. Лежа на спине на середине озера, Варька не замечала ни берегов, ни обступивших камышей, она видела только небо, огромное и высокое, кажущееся особенно высоким теперь, вечером, когда только в самой безмерной его глубине, на неподвижно замерших кучеряшках облаков еще розовел свет давно угасшей зари. И еще видела она воду, начинавшуюся у самых ее глаз. Зеркально ясная гладь озера, чуткая ко всему, что простиралось над ним, была заполнена подрумяненными облаками и уже не казалась озером, а таким же, как и небо, бездонным пространством, и нельзя было сказать, где кончались настоящие облака и где было только их отражение. Два мира, вода и небо, охваченные вечерним задумчивым покоем, где-то за пределами Варькиного зрения слились воедино, и ей стало радостно и жутковато вот так, одной, недвижно парить в самой середине этой сомкнувшейся светлой бездны, и снизу и сверху заполненной облаками. Она наслаждалась простором, легкостью, почти неосязаемостью своего тела, и все ее недавние томления и горести казались нелепыми и сметными. Здесь не было ни балагана, ни Ленки, ни деревни, — все это ушло из ее сознания и стало почти нереальным, а была только одна она, Варька, в своем гордом и высоком одиночестве. И она завопила как можно громче, для одной только себя, не стесняясь своей безголосости:
И так же нараспев, затяжно выкрикнула:
Своего голоса Варька не услышала, потому что уши находились под водой. Она смутилась, взбила ногами шумный фонтан и поплыла к берегу. На ходу она обрывала белые лилии, уже закрывшиеся на ночь. Лилии волочились за ней на длинных гибких стеблях, концы которых Варька придерживала зубами. Она любила делать из них мониста, надламывая стебелек то в одну, то в другую сторону. Получалось что-то вроде цепочки с тяжелым цветком на конце..
Одевшись и сполоснув в лодке ноги, Варька расстелила на берегу, на высоком месте, телогрейку, бросила на нее пучок лилий, принесла и разложила рядом полдюжины крепких приплюснутых помидоров, краюху хлеба и соли на лопушке. Помидоры еще хранили в себе тепло знойного дня. Варька, озябшая после купания, радовалась этому живому теплу, некоторое время держала помидоры в ковшиках ладошек и лишь потом, надавливая большими пальцами на черенковую ямочку, разламывала пополам. Положив половинку в рот, она запрокидывала голову, досылала щепотку соли и, пожевав, прикусывала краюшкой. Она ела не спеша, радуясь вкусу хлеба, с удовольствием хрустя крупинками соли, ела, поглядывая, как в лугах зарождались туманы. Сизое курево проступало откуда-то из низин, слоилось тонкими лоскутами, обозначая все неровности земли, старицы и ложбины. Постепенно туманы перемешались с загустевшей сумеречной синевой, упрятались горбатые спины стогов, темные островки лозняка, далекие деревеньки на суходолах, а затем и сами суходолы, скрылись все следы человеческого бытия. Размылся и пропал из виду горизонт, раскованная перед сном, отпущенная на волю земля беспредельно разбегалась во все стороны, таинственно уходила краями в глубину ночи и простиралась перед Варькой в величаво-спокойной тишине и безлюдье.
Варька доела помидоры, легла на живот, подперла голову кулаками. Она лежала просто так, умиротворенно глядя и прислушиваясь к лугам. Именно в эти минуты прихода ночи Варька испытывала наибольшую близость и свое слияние с простой и ничем не приметной круговиной земли, простершейся вокруг нее. Она чувствовала себя тоже раскованной и отпущенной на волю, и в такую пору луга всегда манили ее куда-то. Они манили ее своей новой незнакомостью, когда даже стог, много раз виденный днем, вдруг неузнанно выплывал из темноты и воспринимался с удивлением и легким испугом, манили своей таинственной оборванностью тропинок, которые, казалось, были протоптаны не просто к балагану или к бахчевым шалашам, а вели к неразгаданному и где-то совсем близко заплутавшемуся счастью, заставляя чутко прислушиваться при каждом шаге и держать настороже свое тихо и радостно бодрствующее сердце, учащенное острым ощущением бытия.
Вставьте запятые пожалуйста) 1. Зеркальная ясная гладь озера чуткая ко всему что прост…ралось над ним была заполн…(н,нн)а подрум
Вставьте запятые пожалуйста)
1. Зеркальная
ясная гладь озера чуткая ко всему что прост…ралось над ним была
заполн…(н,нн)а подрумяне(н,нн)ыми облаками и уже (не)казалась озером а таким(же)
как и небо бездо(н,нн)ым пространством и нельзя было сказать где кончались
настоящие облака и где было только их отражение.(Е.Носов)
2. Петя
пр…гляделся метрах в четырёх от земли дуб разд…лялся на два ствола и один из
них который был обращён к югу погиб второй же северный (не)тронутый порчей
бугрился сильной корой и раск…дистая крона его шумела высоко в
небе.(П.Проскурин)
3. Такой
дикой (не)тронутой какой(то) пронзительной красоты он до сих пор не встречал от
света костра мрак вокруг усилился сл…ваясь в спл…шную плотную бл…стящую чёрную
мглу подступавшую со всех сторон но стоило поднять глаза и над этим бе(з,с)пробудным
бе(з,с)брежным мраком чётко прорисовывались контуры сопок их острые вершины как
бы облепле(н,нн)ые со всех сторон мерцанием звёзд. (П.Проскурин)
4. Этим
летом на большом прот…жени… г…рела тайга
и все десантные бригады были стянуты к очагу но всё равно (не)смотря на усилия
огонь медле(н,нн)о расп…лзался (в)след
за ветром и только реки (не)пропускали его (з,с)держивали (не)умолимое продвижение опркид…вая в себя
раск…лё(н,нн)ую лавину.(О.Корабельников)
1. Зеркальная, ясная гладь озера, чуткая ко всему, что простиралось над ним, была заполнена подрумяненными облаками и уже казалась не озером, а таким же, как и небо, бездонным пространством, и нельзя было сказать, где кончались настоящие облака и где было только их отражение.
2. Петя пригляделся: метрах в четырёх от земли дуб разделялся на два ствола, и один из них, который был обращён к югу, погиб, второй же, северный,не тронутый порчей, бугрился сильной корой, и раскидистая крона его шумела высоко в небе.
3. Такой дикой,нетронутой, какой-то пронзительной красоты он до сих пор не встречал, от света костра мрак вокруг усилился, сливаясь в сплошную плотную блестящую чёрную мглу, подступавшую со всех сторон, но стоило поднять глаза — и над этим беспробудным безбрежным мраком чётко прорисовывались контуры сопок, их острые вершины, как бы облепленные со всех сторон мерцанием звёзд.
4. Этим летом на большом протяжении горела тайга и все десантные бригады были стянуты к очагу, но всё равно, несмотря на усилия, огонь медленно расползался вслед за ветром, и только реки не пропускали его,сдерживали неумолимое продвижение, опрокидывая в себя раскалённую лавину.
Воткните запятые пожалуйста) 1. Зеркальнаяясная гладь озера чуткая ко
Воткните запятые пожалуйста)
1. Зеркальная
светлая гладь озера проницательная ко всему что простралось над ним была
заполн(н,нн)а подрумяне(н,нн)ыми облаками и уже (не)казалась озером а таким(же)
как и небо бездо(н,нн)ым пространством и нельзя было сказать где оканчивались
истинные облака и где было только их отражение.(Е.Носов)
2. Петя
пргляделся метрах в четырёх от земли дуб раздлялся на два ствола и один из
них который был обращён к югу погиб 2-ой же северный (не)тронутый порчей
бугрился сильной кожурой и раскдистая крона его шумела высоко в
небе.(П.Проскурин)
3. Таковой
бешеной (не)тронутой какой(то) пронзительной красы он до сих пор не встречал от
света костра мрак вокруг усилился слваясь в сплшную плотную блстящую чёрную
темноту подступавшую со всех сторон но стоило поднять глаза и над этим бе(з,с)пробудным
бе(з,с)брежным сумраком чётко прорисовывались контуры сопок их острые верхушки как
бы облепле(н,нн)ые со всех сторон мерцанием звёзд. (П.Проскурин)
4. Этим
летом на великом протжени грела тайга
и все десантные бригады были стянуты к очагу но всё одинаково (не)смотря на усилия
огнь медле(н,нн)о расплзался (в)след
за ветром и только реки (не)пропускали его (з,с)держивали (не)умолимое продвижение опркидвая в себя
расклё(н,нн)ую лавину.(О.Корабельников)
1. Зеркальная, светлая гладь озера, чуткая ко всему, что простиралось над ним, была заполнена подрумяненными тучами и теснее казалась не озером, а таким же, как и небо, бездонным местом, и нельзя было сказать, где заканчивались истинные облака и где было только их отражение.
2. Петя пригляделся: метрах в четырёх от земли дуб разделялся на два ствола, и один из их, который был обращён к югу, умер, второй же, северный,не тронутый порчей, бугрился сильной кожурой, и раскидистая крона его шумела высоко в небе.
3. Таковой бешеной,нетронутой, какой-то пронзительной красы он до сих пор не встречал, от света костра сумрак вокруг усилился, сливаясь в сплошную плотную блестящую чёрную темноту, подступавшую со всех сторон, но стоило поднять глаза — и над этим беспробудным безбрежным мраком чётко прорисовывались контуры сопок, их острые вершины, как бы облепленные со всех сторон мерцанием звёзд.
4. Этим летом на великом протяжении горела тайга и все десантные бригады были стянуты к источнику, но всё одинаково, неглядя на усилия, огнь медленно расползался вслед за ветром, и только реки не пропускали его,сдерживали неумолимое продвижение, опрокидывая в себя раскалённую лавину.
Синтаксический разбор предложения в тексте
Чтобы сделать синтаксический разбор предложений в тексте, введите текст в текстовое поле и нажмите кнопку разобрать.
Как программа делает разбор предложений?
Программа разбивает весь текст по словам и предложениям, далее разбирает каждое слово по отдельности, выделяет морфологические признаки и начальную форму слова.
Оцените нашу программу ниже, оставляйте комментарии, мы обязательно ответим.
Характеристика предложения
По цели высказывания |
---|
По интонации (по эмоциональной окраске) |
По количеству грамматических основ |
По количеству главных членов предложения |
По наличию второстепенных членов |
— |
О инструменте
После того как вы нажмете кнопку «Разобрать», вы получите результат синтаксического разбора предложения. Сверху результата будет указано количество символов в тексте и количество слов.
Каждая часть речи подсвечивается отдельным цветом, если вы хотите отображать только определенные части речи в предложении, выберите в панели инструментов нужную вам часть.
Какой вариант разбора выбрать?
Омонимы — это слова одинаковые по написанию, но разные по значению, такие слова могут попасться в предложении и программа не может определить какой смысл несет слово. Здесь нужно выбрать подходящей разбор слова в предложение, смотрите по контексту.
Для этого вам помогут морфологические признаки слова, чтобы их увидеть наведите на слово и в раскрывающемся меню выберите «Все характеристики».
Часть речи сверху слова
Чтобы показывать часть речи сверху слова, включите соответствующею функцию в настройке разбора.
ЧИТАТЬ КНИГУ ОНЛАЙН: Варька
НАСТРОЙКИ.
СОДЕРЖАНИЕ.
СОДЕРЖАНИЕ
Вот уже битый час Варька, мокрая и встрепанная, в куцем, выгоревшем за лето сарафане, гонялась по озеру за утками. Она упиралась широко расставленными ногами в борта полузатопленной плоскодонки, весло цепко увязало в иле, путалось в пухлых травяных пластах. От каждого толчка лодка заваливалась набок, и в ее отсеках хлюпала и взбрызгивалась парная, цвелая вода. Комары столбом толклись над головой, и Варька, отмахиваясь, яростно шлепала себя то по остро выпиравшим лопаткам, темным и худым плечам, то по мокрым и красным, исцарапанным камышами икрам.
— И штоб я в другой раз заместо кого осталась! — кричала она злым, грубым голосом. — И пропади они все пропадом, те утки! Нашли дуру!
Птица нахально лезла в самое непролазное лопушье, набивалась в камыши, рассчитывая пересидеть там Варькино буйство и все-таки остаться ночевать на озере. Варька шуровала веслом в камышах, колотила плашмя по воде, взбивая розовые при закатном солнце брызги. Утки, тоже розовые, мельтешили в ее глазах вместе с ослепительными бликами взбаламученной воды. Устав махать веслом, Варька оглядела озеро, рукой заслоняясь от багрового солнца.
— И когда же вас, самураев, заберут от меня на птицекомбинат, навязались вы на мою головушку…
Сторож Емельян что-то кричал, командовал Варьке, но она в утином гомоне ничего не разбирала и только, оборачиваясь, видела, как Емельян, черный на светлом предвечернем небе, прыгал на своей деревяшке по крутому голому берегу, размахивая кисетом.
— А иди ты… — досадовала на него Варька. — Размахался!
Птичник стоял в лугах, верстах в семи от деревни, на берегу глубокой старицы с донными ключами. Построили его года четыре назад, когда пошла по колхозам мода на водоплавающую птицу. Председатель Парашечкин, круглый, коренастый мужичок в кепке с пуговкой, верхом на своем белом горбоносом жеребце, как Наполеон перед сражением, самолично выбирал позицию. Он долго петлял по лугам, среди неразберихи стариц, заросших ивняком и всякой дурной болотной всячиной, и под конец остановился на этом одиноком бугре. Будучи человеком осторожным и прижимистым, он не стал сразу разоряться на капитальное строительство, а поначалу распорядился сладить птичник на скорую руку — для пробы. «Так — дак так, а не так — дак и ладно», — приговаривал он, размечая бугор саженкой — откуда и докуда ладить постройку. Плотники сплели из лозы опояску в полметра высотой, сверху сомкнули жердяные стропильца и все это закидали соломой. С тех пор и стоит посреди лугов этот приземистый, безглавый балаган. Мода, однако, прижилась, утка оказалась доходной птицей, теперь можно было бы взамен шалаша поставить что-нибудь поосновательнее, тем более что колхоз при средствах, но Парашечкин что-то не спешил.
— Срамота-то какая! — донимали Парашечкина птичницы, когда тот появлялся на озере. — Против соседей совестно. В миллионерах ведь ходим.
Парашечкин, сощурясь, издали оглядывал птичник и вдруг, побагровев, начинал ругаться:
— Ну-к што, што в миллионерах! С красоты воды не пить. Птичник как птичник. Не капает. Утка тебе што? Утка тебе не курица. Ей хоромы не нужны. А если я сюда двести тыщ кирпича убухаю, посчитайте, во что кило птицы обернется, дуры!
— Да ведь мы-то не утки. Нам и переночевать негде. В деревню каждый раз не набегаешься.
— Вон берите тракторную будку, хватит с вас.
По весне на птичник завозили с инкубатора две-три тысячи зеленовато-желтых пискунов, выпускали их на старицу, все лето полоскались они на полной природе, казенные харчи, правда, тоже были подходящие, подкармливали зерновыми отходами, мучной мешанкой, так что к концу августа, к тому моменту, когда надо закруглять дело, от уток на озере некуда было бросить камень. К этой поре все чаще наведывался Парашечкин, хватал первую попавшуюся утку, прикидывал ее на руке, разгребал пух и тихо так, заискивающе говорил:
— Вы уж, девки, давайте пошуруйте эту недельку. Чтоб все по высшей категории пошло. А я, так и быть, помимо грамот… — он прищуривал один глаз и совсем так, как только что оглядывал уток, оценивающе посматривал на птичниц, — так и быть, я вам по набору духов преподнесу. По «Кармену». От себя лично.
Наконец объявляли сдачу, несколько дней на птичнике стоял гам, уток распихивали по клетушкам, грузили на машины и отправляли на птицекомбинат.
Остальное время балаган пустовал. Зимой по нему, занесенному сугробами, упиваясь утиным духом, шастали лисы. Весной же он одиноко торчал на бугре, со всех сторон облитый полой водой.
Варьку на птичнике называли приблудной. Она объявилась там сама по себе и не числилась ни в каких штатных расписаниях. Позапрошлой весной шла она из школы домой, увидела возле правления грузовик, из которого доносился жалобный многоголосый писк, залезла на заднее колесо, заглянула в кузов. В решетчатых ящиках копошились черноглазые, похожие на пуховички вербы утята.
«Ой, да какие же они!» — загорелась Варька счастливой нежностью, закинула портфель в кузов и прикатила на птичник. Сначала бегала туда после уроков, а когда распустили на каникулы, осталась там на все лето.
Приходила мать, ругалась с птичницами за то, что они сманивают девку, отбивают ее от двора, и Варька пряталась от матери в камышах. Из-за этого птичницы сперва косились на Варьку, гнали ее домой, но потом привыкли и даже не мыслили дела без Варькиной помощи.
Варька разжигала кормозапарник, замешивала отруби, гонялась за утками, когда те, узнав про соседнюю бахчу, улепетывали туда клевать помидоры, бегала с поручениями птичниц в контору, палила из дробовика по коршунам, с Емельяном ставила в лопушистых заводях верши. Сарафанишко висел на ней застиранной и вконец выгоревшей тряпицей, сама же она заветривала и обгорала до сизой шелухи, а руки и ноги истончались до такой степени, что от выпиравших суставов походили на узловатые жерди.
К концу лета утки надоедали ей до крайности. Из нежных беспомощных пискунов они превращались в прожорливых, нахальных и бестолковых тварей. Они изматывали Варьку до того, что у нее начинал портиться характер, Варька становилась злой, как осенняя муха, и клялась широким остервенелым крестом, что больше ноги ее не будет на этом распроклятом птичнике. А на следующую весну Варька опять прибегала к озеру, с какой-то болезненной жадностью набрасывалась на недельных утят, прижималась к ним щекой, хватала ртом черные мягкие клювики и визжала, дрожа голосом:
— Ой, девчата, не могу! Какие же они хорошенькие!
И все начиналось сначала. Вот уже третье лето.
После обеда на птичник должны были привезти подкормку. Возил корм обычно Генка на «газике». Но вместо него неожиданно прикатил на пароконке с тремя мешками комбикорма Сашка-цыган.
Года три назад в позднюю осеннюю распутицу Сашка прибился к деревне вместе со своей матерью. Варька впервые увидела его в тот день возле правления. Пока мать обговаривала свою просьбу в кабинете Парашечкина, Сашка, тогда еще щуплый, узкоплечий мальчонка с заостренным, перепуганным лицом, сидел на затоптанном осенней грязью крыльце правления и сторожил узелок с пожитками. На нем была какая-то замызганная, не по росту кацавейка с подвернутыми рукавами, из которых зябко торчали черные сухие пальцы с белесыми ногтями. Больше всего Варьке запомнилась Сашкина обувь — глубокие резиновые старушечьи боты, дырявые и переломленные в носках, отчего казались странно и неприятно пустыми. Варька, пока шла мимо, поминутно оглядывалась, дивясь не столько самому цыганенку, сколь его неприкаянному и равнодушно-покорному виду, и ей хотелось, чтобы Парашечкин принял их в колхоз.
Зимовали они на свиноферме, в общественной хате, служившей красным уголком и обогревалкой. Весной для них запахали кусок выгона на краю деревни, и до той поры, когда появится вольный материал на хату, плотники помогали сладить маленькую времянку в одно оконце. С первыми теплыми днями соседка бабка выгребла из своего погреба мешок картошки, набрала в подол узелков и кулечков со всякими семенами и повела Сашкину мать Марию на свежераспаханный выгон обучать земле. Мария, высокая, сухая цыганка, застенчиво улыбаясь своей неумелости, неловко и терпеливо что-то сажала и сеяла, поглядывая на проворные и корявые бабкины пальцы. Любопытные бабы нарочно бегали с ведрами к выездному