закат европы шпенглер о чем
Хороший вкус
Закат Европы: о чем предупреждал Освальд Шпенглер
Освальд Шпенглер говорил: однажды техногенная цивилизация потерпит крах. Книгу немецкого философа «Закат Европы» считают пророческой: она заставляет задуматься о судьбе ушедших веков и поразмыслить о том, к чему мы приходим сегодня. Сам Освальд Шпенглер работал в Мюнхенском университете, когда ко власти в Германии пришли фашисты. Он оказался в немилости у правительства, его книги изъяли изо всех библиотек. Ученый скончался в 1936 году, вскоре после того, как выдвинул предположение, что Третий Рейх просуществует не больше десяти лет. Так и случилось.
За что критиковали Шпенглера?
Долгие годы Шпенглер оставался непонятым. В Советском Союзе главенствовала точка зрения, что его труды — это выражение скорби «образованных мещан» из-за гибели Европы в империалистической войне: «По-моему, это похоже на литературное прикрытие белогвардейской организации», говорил Ленин. Пытаясь отвести любопытные взоры молодых людей от творчества Шпенглера, критики набросились на его идеи. Утверждали, что ученый позаимствовал концепцию у Данилевского, а тот, в свою очередь, у немецкого историка Г. Рюккера. Однако нашлись смелые умы, которые опровергли заявление. На самом деле, теории двух великих философов существенно отличаются. Так, Данилевский выделяет десять культур, в основе которых находятся лишь присущие им ценности (например, идея прекрасного в Древней Греции). А Шпенглер настаивал на том, что любая культура — это геометрическое целое с миром ценностей, типичным только для него.
Закат Европы: культура, повторяющая циклы
Философия Шпенглера сплетена из противоречий — души и разума, культуры и цивилизации, истории и природы: «Математика и принцип причинности ведут к естественному упорядочиванию явлений, хронология и идея судьбы — к историческому». Шпенглер отрицает философии Шопенгауэра, Канта, Фейербаха, Геббеля, Стриндберга, критикует их за то, что они ставили абстрактные вопросы, а ответы не учитывали связь явлений с культурой других времён. Шпенглер противоречив. Обвиняя других, он показал культуры обособленно, отрицая планомерное историческое развитии.
Шпенглер отвергал научность, которой подвержены работы других философов, но при этом апеллировал историческими фактами, в то же время, отрицая их значение для мировой культуры в целом. Пожалуй, именно это имел в виду Ф. Степун, назвав «Закат Европы» книгой «…если не великого философа, то великого артиста».
Шпенглер пишет об абстрактном, временами погружаясь в мир метафизики.
Вот как философ характеризует культуру: «совокупность чувственно-ставшего выражения души в жестах и трудах, как тело ее, смертное, переходящее». По его мнению, культуру и душу нельзя отделить друг от друга, но между ними невозможно поставить знак равенства. Возвращаясь к символу мирового духа, намеченному Шпенглером, можно предположить, что не погибает ни культура, ни душа. Обе уходят из круговорота человеческой жизни, обедняя его.
Следующий символ, которому Шпенглер противопоставляет образ души, — это разум, ведь цивилизация с ее разрушительными последствиями создана при помощи ума. В каждом сознании Шпенглер выделяет душу и «чужое», которое именуется миром. Культура, согласно Шпенглеру, является могущественным творчеством созревающей души и выражает чувство Бога в сердце. Поэтому первой культурной формой является миф, следы которого остались в традициях. Расцвет культуры достигнут, когда нацию объединяет одно мироощущение.
Цивилизация — «смерть культуры» — это отмирание созидающих энергий в душе, она возникающая на почве отрицания либо анализа общепринятых религиозно-мифологических догм.
Шпенглер подводит страшный по своей сути итог: «Высочайшие достижения Бетховенской мелодики и гармонии покажутся будущим культурам идиотическим карканьем странных инструментов. Скорее, чем успеют истлеть полотна Рембрандта и Тициана, переведутся те последние души, для которых эти полотна будут чем-то большим, чем цветными лоскутами. Кто понимает сейчас греческую лирику? Кто знает, кто чувствует, что она значила для людей античного мира?»
Триединство культур
Шпенглер в своей книге показывает цикличность жизни трёх культур — греческой, западноевропейской и арабской. У каждой из них своя душа со своими традициями, укладом жизни, стремлениями и идеалами.
В Древней Греции на Олимп возводится аполлоновская душа, для которой идеал заключен в чувственном теле. Шпенглер приводит в пример число Пифагора, что являет собой меру и пропорцию. Это — материальная характеристика символа тела у древних греков. Наверное, именно поэтому в древнегреческой мифологии боги стоят рядом с людьми, наделяются человеческими очертаниями и кажутся настолько реальными, что воплощают качества целой нации. Божественное стоит наравне с человеческим. Шпенглер говорит о рационалистическом мировоззрении греков: существуют только тела (то есть, то, что мы можем увидеть), а пространства (то есть, то, что находится вокруг нас и в какой-то степени характеризуется влиянием метафизики) не существует. Теорию подтверждает история: страх пространства мешал грекам расширять небольшие государства. Море сливалось с образом непонятной и враждебной бесконечности, поэтому греки держали корабли греки недалеко от побережий.
У западной культуры — фаустовская душа. В противовес идеям Пифагора действует Декарт. По Шпенглеру, символический смысл геометрии Декарта равен символическому смыслу трансцендентальной эстетики Канта: бесконечное пространство — это основа всего существующего мира, фаустовский порыв к непознанному. Если в античности богов много, фаустовская культура подразумевает единство созданного с Создателем. В желании объять бесконечность греки создавали идеал, к которому сводилось всё живое. Древнегреческие трагедии основывались на традиционной форме. Но западное искусство совершенно другое. В качестве примеров Шпенглер приводит искусство живописи Рембрандта и Тициана, музыку Глюка, Баха и Бетховена, готические формы сравнивает с «музыкальным порывом к бесконечности».
В рассмотрении западноевропейской культуры О. Шпенглер уделяет внимание портрету как вершине освобождения живописи от музыки. (Гёте называл готику застывшей музыкой, а идеи Гёте и его Фауст стали основополагающими в присвоении Шпенглером западной культуре имени фаустовской). Каждый портрет индивидуален, и здесь, по-видимому, и начинает старение культуры, что само по себе удивительно, ведь Шпенглер признавал обособленность каждой культуры. Но, возможно, в это и состоит суть его учения: всё индивидуальное смертно, а так как каждая культура держится на собственном пьедестале, она циклична, то есть смертна.
Третья культура, описанная Шпенглером, — арабская. Её душа — магическая, противостоит телу. При этом подчёркиваются магические отношения между душой и телом арабской культуры.
Шпенглер говорил о неизбежной борьбе двух начал — культуры и цивилизации, без которых не будет жизни. Не случайно в качестве коэффициента, к которому Шпенглер приравнивает целую культуру, выступает одна душа. Как смертен человек, так и циклична культура. Когда человек умирает, он не может забрать с собой ничего из материального мира. Так же и культура, умирая, теряет тех, кто признавал её и жил ею. Таким было видение Освальда Шпенглера.
«Закат Европы»: что сбылось из прогноза Шпенглера
Век назад вышла в свет книга немецкого историка и философа Освальда Шпенглера «Закат Европы». Она получила широкий резонанс, интерес к этому труду не утихает и сейчас. Осуществив четкий анализ процессов цивилизационного развития, Шпенглер сделал также прогноз по поводу будущей судьбы Европы, каковая ее ждет лет через сто. То есть как раз в наше время, поскольку прошло как раз сто лет с момента выхода книги.
Итак, что за концепцию предложил немецкий мыслитель, и насколько она оказалась состоятельной?
Освальд Шпенглер (1880-1936)
Шпенглер развил теорию локальных культур, которую до него предложил в XIX веке русский мыслитель Н.А. Данилевский. Но не думаю, что Данилевский хоть как-то повлиял на взгляды Шпенглера. Он пришел к своим выводам самостоятельно.
Остия Антика, древний город под Римом
Шпенглер особо выделил несколько великих культур, некоторые из них уже умерли, а некоторые еще живы и находятся на разных стадиях своего развития. Это:
— Вавилонская — уже всё.
Итак, из ныне существующих, по Шпенглеру, только русская культура находится на второй стадии своего развития, то есть впереди ее ждет расцвет культуры, а до заката еще далеко. Прошло сто лет с момента публикации, и пока особого расцвета русской культуры не наблюдается. Будем надеяться, что впереди вершины повыше Пушкина и Толстого, Бердяева и Флоренского.
Что ж, я вижу, что этот прогноз пугающе сбывается.
Теория Шпенглера очень спорная, и кое-где притянута за уши. Но рациональное зерно в ней точно присутствует. Интересно, что он сказал бы про США? Какая у нее душа? Ее культура стартовала на периферии европейской, но сейчас очевидно, что она не ее придаток, там что-то свое.
Да и с китайцами и индийцами не все так очевидно, равно как и с арабами.
“Закат Европы” К 100-летию книги Освальда Шпенглера
В этом году исполнилось 100 лет с выхода в свет первого тома монументального труда Освальда Шпенглера “Закат Европы”. Спустя век очень многое, о чем он писал, сбылось или сбывается на наших глазах. Проблемы рождаемости, миграции, семьи, религии, науки, искусства, поп-культуры, общественной морали, толерантности – все это он затрагивает в своем труде, в контексте упадка западной цивилизации. Многие выводы, сделанные в этом великом произведении, оказались поразительно верными.
Западная культура, по Шпенглеру, родилась в 9-м веке. “Духовной весной” Запада Шпенглер считает период до 15-го века, “летом” период с 15-го по 17-й века, а “осень” условно относит к периоду с конца 17-го до начала 19-го веков. Духовной же “зимой” Шпенглер называет ту эпоху, которую принято считать началом ускоренного прогресса, стартовавшего в 19-м веке. Это материализм, культ науки, личного счастья, но в то же время зарождающийся скептицизм, пессимизм и декадентство, а в архитектуре – пустые и бесформенные городские здания.
Шпенглер упоминает о толерантности в контексте религиозного сознания, связывая ее с отсутствием набожности. Безразличие и бессилие людей современного Запада выразительно это иллюстрирует. Россию последних веков немецкий философ называет историческим псевдоморфозом, когда чуждая и старая западная культура довлеет над новой русской с такой силой, что ей нечем дышать и она не в состоянии создать свои выразительные формы и не достигает собственного самосознания. Он отмечает, что в России не было буржуазии и вообще никаких сословий в европейском смысле, но лишь крестьяне и господа. Общество же существовало само по себе, будучи продуктом западной культуры и чуждым народу.
Ему можно поставить в несомненную заслугу то, что он, европеец, признал чуждую и навязанную России сверху западную культуру, создавшую внутри народа “высшее общество”, западоподобное и презирающее народ. Мысли Шпенглера о русском сознании очень глубоки и актуальности отнюдь не утратили, поскольку проблема западнической “элиты” так же остра, как и в начале 20-го века, и от ее решения будет во многом зависеть русское будущее.
Запад же, уверен Шпенглер, находится в необратимой фазе упадка, имеющей ряд признаков. Один из них – главенство денег. Причем винит в этом Англию. Он отмечает превращение денег в абстракцию, что точно соответствует возникновению бумажных денег и связанной с этим новой формы господства. В 21-м веке внедрение электронных “денег” лишь развивает эту его мысль.
Шпенглер констатирует конец западной демократии, которая сохраняет лишь видимость народовластия, а на самом деле “центр тяжести большой политики перераспределяется на частные круги и волю отдельных личностей”. Поразительно проницательное для своего времени наблюдение. Он также утверждает, что реальность полностью создается прессой – или СМИ, как сказали бы сегодня. “Народ как толпу читателей выводят на улицы, и она ломит по ним, бросается на обозначенную цель, грозит и вышибает стекла. Кивок штабу прессы – и толпа утихомиривается и расходится по домам”, – как будто пишет он о “цветных революциях”. Он отмечает, что “всякому позволено говорить что хочет, однако пресса также свободна выбирать, обращать ей внимание на это или нет”.
Шпенглер констатирует и сохранение критического мышления у очень узкого круга лиц. “Суверенность, суверенитет – жизненный символ высшего порядка. Сила руководства является несомненным признаком жизненной силы политического единства, причем до такой степени, что потрясение существующего авторитета превращает всю нацию в объект чужой политики, причем очень часто навсегда”, – предупреждает он.
Книга Шпенглера являет собой образец мышления в противоположность якобы универсальным представлениям и ценностям, которые на поверку оказываются западными. Можно сказать, что разоблачение мнимой универсальности западных представлений – одна из главных задач, решаемых автором, и решенной им виртуозно, что показано на сотнях примеров. Наконец, его труд представляет собой глубокий очерк истории Запада, рассмотренной им предельно масштабно, но в тысячах деталей, отчего он становится особенно выразительным. Он, определенно, стоит того, чтобы в этом убедиться.
Источник
Закат европы шпенглер о чем
Метод Шпенглера
«Закат Европы» состоит из двух объемных томов. Первый из них называется «Гештальт и действительность» или «Образ и действительность», второй – «Всемирно-исторические перспективы». Как следует из названия, Шпенглер рассматривает влияние общественной мысли на развитие культуры, а точнее, развертывание во времени коллективного образа-идеи, воплощающегося в культуре. Шпенглер не использует таких терминов. Он использует термин «душа», употребляя его в специфическом смысле, который оказывается поразительно плодовитым, поскольку приводит к массе важных и глубоких выводов. Мысль, идея, душа, по Шпенглеру, материализуется в культуре, проходя ряд жизненных этапов.
Метод, который использует немецкий мыслитель, – это сравнение, аналогия. Он считает ее средством познания живых форм, которыми и являются культуры. В современной терминологии – цивилизации, но Шпенглер разграничивает эти понятия, определяя цивилизацию как стадию перехода культуры в ту фазу, которая в теории Льва Гумилева примерно соответствует концу инерционного периода, а по Шпенглеру – рубежу XVIII-XIX вв. Цивилизация – это закат культуры. Шпенглер, так же как и Николай Данилевский, утверждает, что любая культура, как живой организм, проходит в своем развитии ряд эпох, начиная с рождения и оканчивая смертью. Они также символизируются временами года, начиная с весны, когда зарождается новая жизнь, и оканчивая зимой, когда все уходит в прошлое (недаром Шпенглера относят к так называемой философии жизни).
500? ‘500px’: ‘100%’ ); width:100%;» title=»Освальд Шпенглер(2018)|Фото: renegadetribune.com» />
По Шпенглеру, в основе любой культуры лежит душа как некая сверхличная идея, подлежащая осуществлению (что в современном выражении близко к коллективному бессознательному). «Культура рождается в тот миг, когда из прадушевного состояния вечно младенческого человечества пробуждается и отслаивается великая душа… Культура умирает, когда эта душа уже осуществила полную сумму своих возможностей в виде народов, языков, вероучений, искусств, государств, наук… Она становится цивилизацией», – пишет он.
Европейскую культуру Шпенглер представляет в виде ее символа – Фауста, а фаустовскую душу – основой этой культуры. Она стремится преодолеть все препятствия, устремиться к бесконечности, к своей цели – постичь законы мироздания и установить свою власть над природой и людьми. «Западноевропейские естественные науки занимают совершенно особое место, характерное только для этой культуры. Они с самого начала служили не теологии, а воле к власти посредством техники», – отмечает немецкий философ.
Этапы западной цивилизации
Западная культура, по Шпенглеру, родилась в IX веке, и в этом с ним согласны Николай Данилевский, Арнольд Тойнби, Лев Гумилев, Самюэль Хантингтон. Все они отмечают это время как рождение западной цивилизации. Именно в это время Европа начинает по-особому осмыслять христианство, оформляя зарождающуюся новую духовную жизнь в виде новых догматов.
Духовной весной Запада Шпенглер считает период до XIV века, начинающийся в архитектуре с «предрассветного» романского стиля и переходящий в «утреннюю» готику, а в философии – в высокую схоластику. Это рождение и созревание европейского мифа как выражения особого богочувствования.
Духовное лето условно начинается в XV веке с протеста против великих весенних форм. Это рождение протестантизма, начало чисто философской формулировки мирочувствования, зарождение рационализма и оскудение религиозного начала. «Всякое раннее искусство религиозно», – утверждает Шпенглер. А Новое время в Европе несомненно начинается с его ослабления. В архитектуре это соответствует переходу от напряженной, бурной готики к спокойному барокко.
Духовную осень Шпенглер условно относит к периоду с конца XVII до начала XIX вв., выражающуюся в расслабленном стиле рококо. Это зарождение английского сенсуализма, идеи просвещения, культ всемогущества разума, осмысленные в форме великих завершающих систем – Иммануила Канта, Георга Гегеля и других. С этим трудно не согласиться, во всяком случае по поводу Канта, который подвел итог рационалистической философии Запада и, как теперь ясно, осмыслил ее как недоказуемый и не универсальный феномен.
Духовной же зимой Шпенглер называет ту эпоху, которую принято считать началом ускоренного прогресса, стартовавшего в XIX веке. Это материализм, культ науки, личного счастья, но в то же время зарождающийся скептицизм, пессимизм и декадентство, а в архитектуре – пустые и бесформенные городские здания.
Шпенглер прослеживает эти этапы в искусстве, философии и науке, а также политических формах. Он совершенно оригинально осмысляет математику и ее роль зеркала в истории Запада – как она прослеживается в архитектуре, философии, музыке. В своей глубине она доступна очень немногим, утверждает он. «Числа суть структуры освобожденного от чувственного восприятия чистого мышления», – пишет Шпенглер. В отношении западной культуры это ему блистательно удалось.
Толерантность – признак упадка жизненных сил
Шпенглер выделяет в истории восемь великих культур: египетская, вавилонская, индийская, китайская, мексиканская, античная, арабская, европейская. Он прослеживает их «одновременные» эпохи, хотя наибольшее внимание уделяет, естественно, Европе. Он указывает множество признаков ее упадка. Например, завершение искусства.
«Долгая игра с мертвыми формами, которыми тщатся сохранить себе иллюзию живого искусства». Это исчезновение подлинных авторов, когда остаются лишь компиляторы. Исчезновение единых рациональных форм и переход к субиндивидуальной рациональности (постмодерн, «права человека», мультикультурализм, разные меньшинства). Перемещение огромных масс населения в город и освобождение от земли. Отказ от семьи и поиск «причин» для рождения детей. А также миграция огромных масс инородного населения на пустеющие земли, чего еще не было в начале ХХ века, но что можно наблюдать в начале нынешнего.
Шпенглер не проводит прямую параллель с эдиктом Каракаллы 212 года, предоставившим римское гражданство каждому свободному гражданину империи. Но он рассматривает его как этап легализации чужеродного элемента в фазе упадка. Напрашиваются параллели с нынешней Европой, почти в открытую признающей ущербность своей культуры по сравнению с инородцами (мультикультурализм, толерантность).
600? ‘600px’: ‘100%’ ); width:100%;» title=»мигранты, Европа, ислам, Германия, ФРГ, беженец(2015)|Фото: vae victis» />
К слову, Шпенглер упоминает о толерантности в контексте религиозного сознания. «Степень набожности, на которую способна данная эпоха, измеряется ее отношением к толерантности», – пишет он, утверждая, что терпимость проявляется или тогда, когда культура живет божественным, или тогда, когда уже нет ничего подобного. Безразличие и бессилие людей современного Запада выразительно это иллюстрирует.
Вообще Шпенглер придает огромное значение религии как зародышу, в котором содержится душа и из которого во времени и пространстве развертывается вся последующая культура. Христианство, утверждает он, пережило две эпохи великого идейного движения: в 0-500 гг. на Востоке и в 1000-1500 гг. на Западе. Третья, им «одновременная», наступит в первой половине следующего тысячелетия в Русском Мире. Действительно, в России наблюдается религиозный подъем. Тому, что частью общества он воспринимается как откат «назад», у Шпенглера можно найти следующее объяснение.
Будущее Русского Мира
Россию последних веков немецкий философ называет историческим псевдоморфозом, когда чуждая и старая западная культура довлеет над новой русской с такой силой, что ей нечем дышать и она не в состоянии создать свои выразительные формы и не достигает собственного самосознания. Этот период он отсчитывает с Петра Первого, который насильно втискивает примитивную (т.е. изначальную, детскую) русскую душу в чуждые формы позднего барокко, а затем просвещения, забивая ростки зарождающейся русской культуры. Нужно оговориться, что Шпенглер всегда имеет в виду русскую культуру как выражение русской души, т.е., говоря современным термином, в цивилизационном смысле, а не этническом. По его мнению, собственно русская своеобразная душа зарождается с Ивана III, окончательно сбросившего власть Орды, и через последних Рюриковичей ведет к первым Романовым и Петру. Он ставит эту эпоху в соответствие эпохе Меровингов на Западе, а Петра – Карлу Великому. Но если последний со всей энергией помешал установлению господства мавританско-византийского духа, проложив дорогу собственно европейской культуре, то Петр стал злым гением для Руси, выбрав подражание Западу.
Он отмечает, что в царской России не было никакой буржуазии и вообще никаких сословий в европейском смысле, но лишь крестьяне и господа. «Общество» же существовало само по себе, будучи продуктом западной культуры и чуждым народу.
В лице Федора Достоевского и Льва Толстого Шпенглер видит два великих символа – молодой русской души и поздней западной. Первый был по духу крестьянином, второй – гражданином мира, зацикленным на социальных проблемах поздней цивилизации городов.
«Толстой – это всецело великий рассудок, «просвещенный» и «социально направленный». Все, что он видит вокруг себя, принимает позднегородскую, западную форму проблемы. Он стоит посередине между Петром Великим и большевизмом. Это не апокалиптика, а духовная оппозиция. Его ненависть к собственности имеет политэкономический характер, к обществу – социально-экономический, ненависть к государству представляет собой политическую теорию», – утверждает Шпенглер.
Достоевский же вообще этого не видит, так как находится поверх всего социального. Его сознание насквозь религиозно, большевики проглядели в нем своего злейшего врага, считает философ, в то время как подлинный русский – это ученик Достоевского, хотя он его не читал или вообще читать не в состоянии. Он сам – часть Достоевского и живет религиозными представлениями, а не социальными проблемами. Это наблюдение, нужно признать, не лишено глубины, поскольку ключевые вопросы у русских всегда сводятся к метафизическому, в частности к справедливости, которая западному уму вообще непонятна и адекватно на европейские языки непереводима, т.к. имеет отнюдь не социальное (вопреки устоявшемуся мнению) происхождение.
Русская жизнь воспринимает мышление деньгами как грех и желает лишь обмениваться своими непосредственными потребностями.
«Русский не борется с капиталом, нет: он его не признает. Кто вчитается в Достоевского, предощутит здесь юное человечество, для которого вообще нет еще никаких денег, а лишь блага по отношению к жизни, центр которой лежит не со стороны экономики. «Ужас прибавочной стоимости» представляет собой непонятое литературное обличье того факта, что приобретение денег с помощью денег является кощунством, а если его переосмыслить исходя из становящейся русской религии, – грехом», – пишет Шпенглер.
Ему можно поставить в несомненную заслугу то, что он, как европеец, признал чуждую и навязанную России сверху западную культуру, создавшую внутри народа «высшее общество», западоподобное и презирающее народ. Мысли Шпенглера о русском сознании очень глубоки и актуальности отнюдь не утратили, поскольку проблема западнической «элиты» так же остра, как и в начале ХХ века, и от ее решения будет во многом зависеть будущее Русского Мира.
Конец демократии
Запад же, уверен Шпенглер, находится в необратимой фазе упадка, имеющей ряд признаков. Один из них – главенство денег. Он четко указывает на XVII-XVIII вв. как на то время, когда политика начинает делаться с помощью денег, причем винит в этом Англию. Он не упоминает о создании Банка Англии в конце XVII в., но явственно отмечает превращение денег в абстракцию, что точно соответствует возникновению бумажных денег и связанной с этим новой формы господства. В XXI веке внедрение электронных «денег» развивает эту мысль.
Шпенглер констатирует конец западной демократии, которая сохраняет лишь видимость народовластия, а на самом деле «центр тяжести большой политики перераспределяется на частные круги и волю отдельных личностей». Поразительно проницательное для своего времени наблюдение. Он также утверждает, что реальность полностью создается прессой – или СМИ, как сказали бы сегодня.
«Народ как толпу читателей выводят на улицы, и она ломит по ним, бросается на обозначенную цель, грозит и вышибает стекла. Кивок штабу прессы – и толпа утихомиривается и расходится по домам», – как будто пишет он о «цветных революциях».
600? ‘600px’: ‘100%’ ); width:100%;» title=»майдан, украина(2016)|Фото: euromaydan.in» />
Он отмечает, что «всякому позволено говорить что хочет; однако пресса также свободна выбирать, обращать ей внимание на это или нет». Шпенглер констатирует и сохранение критического мышления у очень узкого круга лиц.
«Книжный мир с его изобилием точек зрения, принуждающим мышление к выбору и критике, сделался по преимуществу достоянием лишь узких кругов», – признает немецкий философ.
Он указывает на неизбежный конец демократии и переход к тому состоянию, когда только сила имеет решающе значение. Шпенглер называет это цезаризмом. Вот строки, которые написаны словно сегодня.
«Единственная мораль, которую допускает сегодня логика вещей, – это мораль альпиниста на крутом гребне. Минутная слабость – и все кончено. Вся сегодняшняя «философия» – не что иное, как внутреннее капитулянтство и саморасслабление».
Популярная ныне «философия» успеха, комфорта, релакса, здоровья, развлечений (и вера людей в эти «ценности» «цивилизованного мира», который якобы будет вечно) очень точно соответствует этому определению. Однако на наших глазах на смену всему этому приходит агрессивный феминизм, гомосексуализм, мультикультурализм и прочие формы – даже не культурной экспансии, нет – культурной войны на уничтожение. Естественным и единственным противодействием этому может быть только суверенитет. Шпенглер придает ему огромное значение.
«Суверенность, суверенитет – жизненный символ высшего порядка. Сила руководства является несомненным признаком жизненной силы политического единства, причем до такой степени, что потрясение существующего авторитета превращает всю нацию в объект чужой политики, причем очень часто навсегда», – предупреждает он.
Значение «Заката Европы»
Значение труда Шпенглера огромно даже сто лет спустя. Он являет собой образец контекстуального мышления в противоположность якобы универсальным представлениям и ценностям, которые на поверку оказываются западными («потребность западноевропейского самоощущения – подводить собственной персоной своего рода итоговый баланс»). Можно сказать, что разоблачение мнимой универсальности западных представлений – одна из главных задач, решаемых автором. И решенной им виртуозно, что показано на сотнях примеров.
«Закат Европы» ценен тем, что он формирует образное и символическое мышление, практически утраченное современным человеком, оторванным как от земли, так и от культуры предков. Шпенглер возносит значение символа и образа на высочайший уровень и указывает на их повсеместность. Умение видеть события как символ, знак, образ, концентрирующие в себе эпоху, – один из коронных приемов немецкого философа.
Наконец, труд Шпенглера представляет собой глубокий очерк истории Запада, рассмотренной им предельно масштабно, но в тысячах деталей, отчего он становится выразительным и притягательным. Он стоит того, чтобы в этом убедиться.