старджон больше чем люди

Старджон больше чем люди

Его гештальт-величеству Николасу Сэмстагу

Часть первая. Фантастический идиот

Идиот жил в черно-сером мире, который пронзали белые молнии голода и мерцающие зарницы страха. В его ветхой одежде зияли окна прорех. В них выглядывало то колено, угловатое и острое, как зубило, то частокол ребер. Долговязый, плоский парень. И на мертвом лице – застывшие глаза.

Мужчины откровенно отворачивались от него, а женщины не решались поднять взгляд. Лишь дети подолгу разглядывали идиота. Но он не обращал на них внимания. Идиот ни от кого ничего не ждал. Когда ударяла белая молния, его кормили. Пропитание он добывал сам или вовсе обходился. А случалось, его кормил первый встречный. Идиот не знал, почему так происходит, и не задумывался об этом. Он не просил, он просто стоял и ждал. И стоило прохожему заглянуть в его глаза, как в руке идиота оказывалась монетка, кусок хлеба или какой-нибудь плод. Тогда он ел, а неожиданный благодетель торопился прочь, охваченный смутной тревогой и недоумением. Изредка с ним пытались заговорить; иногда о нем говорили между собой. Он слышал звуки, но смысла для него они не имели. Он жил сам в себе, далеко-далеко, не ведая связи между словом и его значением. Видел он великолепно и мгновенно замечал разницу между улыбкой и гневным оскалом, но ни та ни другая гримасы ничего не значили для существа, лишенного сочувствия, никогда не смеявшегося и не скалившегося, а потому не понимавшего чувств своих веселых или гневных собратьев.

Страха в нем хватало ровно на то, чтобы сохранить целыми шкуру и кости. Он не умел предвидеть что-либо вообще. Так что всякая занесенная палка, любой брошенный камень заставали его врасплох. Правда, первое же прикосновение пробуждало его. Он спасался бегством. И не успокаивался, пока не стихала боль. Так он избегал бурь, камнепадов, мужчин, собак, автомобилей и голода.

Идиот ничего не желал. Вышло так, что жил он скорее в глуши, чем в городе; и поскольку жил там, где оказывался, получалось, что оказывался по большей части в лесу, а не где-то еще.

Четыре раза его запирали, и всякий раз это ничего не значило для него и ничего не меняло в нем. Однажды его жестоко избил сокамерник, другой раз, еще сильнее, охранник. В двух других местах был голод. Когда у него была пища и его оставляли в покое, он оставался. Когда наступало время бежать, он бежал. Средства для спасения предоставляла внешняя оболочка его существа, сердцевина же его или вовсе не тревожилась, или никак не распоряжалась своей скорлупой. Но когда приходило время, тюремщик или охранник замирали перед лицом идиота, в глазах которого словно кружили колеса радужек. Тогда запоры и засовы сами собой открывались, идиот уходил, а благодетель, как всегда, торопился найти себе какое-нибудь занятие, чтобы скорее забыть то, что произошло.

Идиот был животным… тварью, слишком деградировавшей для того, чтобы жить среди людей. И большую часть своего времени он проводил животным вдали от других людей. И будучи животным, по лесу он передвигался с изяществом зверя. И убивал как животное: без радости и без ненависти. Как животное, ел все съедобное, что удавалось найти, и когда ел (если это случалось), ел досыта, но не более. И спал он, подобно животным, сном неглубоким и легким, противоположным человеческому сну, ибо человек спит, чтобы погрузиться в сон, а животное для того, чтобы проснуться от сна. Он был зрелым зверем: игры котят и щенят не занимали его. Не знал он шутки и радости. Настроение его менялось от ужаса к удовлетворению.

Было ему двадцать пять лет.

Но, как косточка в персике, как желток в яйце, пребывало в нем нечто другое… пассивное, восприимчивое, бодрствующее и живое. И если оно было чем-то связано с животной оболочкой, то игнорировало эти связи. Сущностью своей оно происходило от идиота, однако во всем прочем пренебрегало им. Он часто чувствовал голод, но по-настоящему голодал редко. И когда голодал, это внутреннее, быть может, немного съеживалось, однако не замечало собственного умаления. Оно должно было умереть вместе со смертью идиота, однако не испытывало желания отсрочить это событие хотя бы на секунду.

Это оно не обладало никакой функцией, присущей именно идиоту. Селезенка, почка, надпочечник – все эти органы имеют свои конкретные функции, исполняемые на оптимальном уровне. Однако существовавшая в идиоте штуковина только воспринимала и запоминала. Она делала это без слов, без какой-либо кодирующей системы; без перевода, без искажения, без действующих выводов наружу. Она воспринимала то, что воспринимала, и ничего не выдавала вовне.

Своими особыми чувствами ощущала окружавшее ее тихое бормотанье, посылку. Она была пропитана этим бормотаньем, и когда оно приходило, поглощала его целиком и полностью. Быть может, она сопоставляла его и классифицировала, а возможно, просто питалась им, забирая необходимое и отбрасывая остальное каким-то непостижимым для нас образом. Идиот об этом не знал. Штуковина же…

Без слов: тепло, когда ненадолго становится чуть сыровато, но ненадолго и недостаточно. (Печально): Больше не темно. Ощущение удовольствия. Чувство давления, легкий треск и уберите розовое и колючее. Подожди, подожди-ка, ты еще можешь вернуться, да, ты можешь вернуться. Другим, но почти не хуже. (Клонит в сон): Это, оно вот! Это же – ох! (Тревога): Ты зашел слишком далеко, вернись назад, вернись назад, верн… – (гнетущее внезапное прекращение; на один «голос» меньше.)… Все несется вперед, быстрей и быстрее, уносит меня. (Ответ): Нет и нет. Ничто не несется. Все покоится; что-то пригнетает тебя к себе, вот и все. (Ярость): Они не слышат нас, глупые, глупые… Они… Нет, не слышат, только плач, только ропот.

И все это без слов. Впечатление, уныние, диалог. Излучения страха, напряженные поля сознания, недовольства. Бормотание, посылка, речь, общение с сотнями, с тысячами голосов, обращенных не к идиоту. Ничего имеющего к нему отношение; ничего такого, чем он мог бы воспользоваться. Он не подозревал о внутреннем слухе, потому что слух этот был бесполезен. Идиот был плохим образчиком человеческой природы, и при всем том являлся мужчиной; a голоса эти принадлежали детям. Очень маленьким детям, не научившимся еще не пытаться докричаться до ближних. Только плач, только шум…

Мистер Кью был отличным отцом, лучшим из всех отцов. Так он сам сказал своей дочери Алисии в ее девятнадцатый день рождения. Эти слова он повторял дочери с той поры, как ей исполнилось четыре года. Столько лет было Алисии, когда появилась на свет крошечная Эвелин, и мать обеих девочек умерла, проклиная мужа, ибо на сей раз пробудившееся в ее душе негодование пересилило ее муки и страх…

Только хороший отец, лучший из всех отцов, мог сам принять роды. И только исключительный отец мог вынянчить и выпестовать обеих девиц с беспримерной заботой и нежностью. Ни один ребенок на свете не был огражден от зла столь надежно, сколь Алисия; а когда она подросла и соединила свои силы с отцом, для Эвелин был создан прочнейший покров чистоты.

– Чистоты тройной перегонки, – сказал Алисии мистер Кью в ее девятнадцатый день рождения. – Зло я знаю отменно – во всех его проявлениях, а потому учил тебя только добродетели, чтобы ты была примером, звездой для Эвелин. Я знаю все зло, каким оно есть, а тебе известно то зло, коего следует избегать девице, но Эвелин не знает зла.

Источник

Электронная книга Больше чем люди | More Than Human

Если не работает, попробуйте выключить AdBlock

Ожидание ответа от сервера

Информация о книге

Что может объединить живущих раздельно слабоумного, по мнению окружающих, мальчика, плохо контролирующую свое поведение девочку, отсталого на первый взгляд ребенка и пару девочек-близнецов со словарем в два слова? Все же, как только они загадочным образом объединились, этот союз на ниве гештальт-психологии становится очень отличающимся от остальной части человечества. Сверходаренные дети, обладающие телепатией, телекинезом, сливаются в симбиоз (Homo gestalt) и противостоят враждебному миру.
© ozor

В произведение входит:

Невероятный дурак / The Fabulous Idiot (1953)

Малышу пока что три / Baby Is Three [= Бэби три года] (1952)

Мораль / Morality (1953)

Произведение Больше чем люди полностью

Читать онлайн Больше чем люди

Когда люди засыпают, их души устремляются в загадочный город, где в воздухе порхают сказочные лепрекрылы, а по улицам носятся трудолюбивые ноктилуки. Центром города является таинственный «Магазин снов» мистера Талергута, в котором можно найти сны на любой вкус, но за соответствующую цену.

Пенни — новая сотрудница магазина, и теперь каждый ее день полон сюрпризов, необычных знакомств и необыкновенных приключений. На ее глазах благодаря снам люди влюбляются, заряжаются энергией, обретают уверенность в себе, находят вдохновение и даже заглядывают в будущее.

Дебютный роман южнокорейской писательницы Ли Мие — это причудливая смесь фантазии и реальности, оригинальный и остроумный взгляд на притягательный мир сновидений.

Источник

Теодор Старджон «Больше, чем человек»

Больше, чем человек

Другие названия: Больше, чем люди

Язык написания: английский

Перевод на русский: — Ю. Соколов (Больше, чем люди) ; 1994 г. — 4 изд. — А. Грузберг (Больше чем люди) ; 1996 г. — 1 изд. — Д. Арсеньев (Больше, чем человек) ; 2003 г. — 1 изд.

Что может объединить живущих раздельно слабоумного, по мнению окружающих, мальчика, плохо контролирующую свое поведение девочку, отсталого на первый взгляд ребенка и пару девочек-близнецов со словарем в два слова? Все же, как только они загадочным образом объединились, этот союз на ниве гештальт-психологии становится очень отличающимся от остальной части человечества. Сверходаренные дети, обладающие телепатией, телекинезом, сливаются в симбиоз (Homo gestalt) и противостоят враждебному миру.

В произведение входит:

Обозначения: циклы романы повести графические произведения рассказы и пр.

Номинации на премии:

Самиздат и фэнзины:

Издания на иностранных языках:

Очень частая для меня эмоция при чтении и перечитывании Старджона — грусть. Грусть о том, что для большинства людей он навсегда остался под ярлычком «один из выдающихся фантастов ХХ века». Он действительно был одним из величайших фантастов, но он еще был и один из лучших писателей вообще. И не только ХХ века.

При всем внешнем несходстве, мне часто хочется сравнить его с другим титаном литературы ХХ века — Томасом Вулфом. Их книги оставляют схожее впечатление — тебе постоянно кажется, что ты попал в шторм, слова и эмоции кидают и швыряют, как волны. Иногда кажется, что, как и Вулф, Старджон использовал на несколько тысяч слов больше, чем надо было бы. Но при попытке убрать «лишнее», понимаешь, насколько это невозможно. А иногда случается прямо противоположное — написав десяток слов, Старджон этим десятком создает целую вселенную идей и эмоций. И Вулф, и Старджон могли писать о невероятной жестокости и невероятной любви с той четкой трезвой ясностью, которая страшнее самых жутких и изобретательных страшилок.

Как случилось, что один из самых лучших, самых глубоких авторов ХХ века близок к забвению? Достаточно сравнить количество отзывов на его книги с количеством отзывов на очередной 150-й по счету труд об очередном попаданце или космическом агрессоре. Впрочем, отчасти в этом виноват и сам Старджон. Зачем было писать глубокий и тонкий анализ человеческих душ и эмоций под маркой «научная фантастика». и сколько из современных читателей фантастики, выросших «на звездолетах», вообще подозревают, что фантастика — это не только бластеры, взрывы в космосе или жуткие клоуны с паранормальными способностями.

Вот и грусть — оттого, что один из самых глубоких, нежных, умных и полных сострадания авторов потихоньку ускользает в забытый уголок полки под названием «классика научной фантастики».

Неординарный роман, к которому применимы слова: необычный, первый по идее и сюжету, прекрасный текст, масса психологии, динамики, напряжения, острых поворотов сюжета. Можно говорить долго. Не люблю обсуждать, а тем более рецензировать столь прекрасные произведения. Желаю лишь одного, обязательно прочитайте, сделайте собственный вывод и сохраните книгу в коллекции.

З-А-М-Е-Ч-А-Т-Е-Л-Ь-Н-О! Прекрасно, как первые, кроваво-розовые лучи рассветного солнца ранним летом, когда всей кожей чувствуешь свежесть и прохладу, приветствующих лучи восходящего светила и плавно уступающих ему. Povlastnich до сих пор чмокает губами и трепещет словно ветви дуба под лёгким бризом от радости, силы, нежности и оптимизма этого произведения. Сначала она шла тяжеловато, как знакомство с новым человеком, интересным и в то же время совершенно отличным по характеру, привычкам и воззрениям, почти «врагом». Однако в конце враг стал другом, подарившим чудесный сюрприз.

1) Дин, похожий на Форреста Гампа или, немного, на Незнайку, человек с медленной мыслёй и когнитивными способностями, и в то же время высочайшей чувствительностью к инстинктивной, иррациональной стороне жизни — он долгое время живёт один (оттуда его имя, лейтмотив первой части) как бродяга и прекрасно ориентируется в том, где найти пищу, как получить необходимую помощь и обеспечить себя необходимым; позже в нём пробуждается способность читать мысли;

2) Джени, поначалу хамоватая девочка, обнаружившая в себе способность к телекинезу и ушедшая из дому, не найдя в нём родительской любви; она также способна к ограниченной телепатии;

3) Джерри, одинокий волчонок, сбежавший из детдома и выживающий благодаря своей способности к внушению;

4) Бейби, Малыш, «умственно отсталое» дитя, способное к телепатии и нахождению ответа на любой вопрос, заданный достаточно конкретно: аналог ментатов в Дюне.

. и несколько других, не менее важных. Первый персонаж на сцене — Дин, постепенно появляются и остальные. Несколько эпизодов шаг за шагом сводят большую «фриков» вместе, и они создают единый организм, живущий вместе в гармонии — Дин становится «головой» группы (или Гештальта, как подобное единение называет автор), Малыш — её мозг, и так далее.

Вторая часть происходит в приёмной психотерапевта, к которому Джерри обращается за помощью, осознав, что в его прошлом есть некое тёмное пятно, куда он не в силах проникнуть. С его помощью у него получается снять блок и в процессе раскрыта дальнейшая история «гештальта», события, произошедшие после первой части. Джерри осознаёт свои способности, что, однако, приводит к невъ*бённому росту эго и ещё большему отделению его, а с ним и компашки, от остального человечества.

В третьей части показан разрыв гештальта и его воссоединение посредством нового члена, который был кратко представлен в первой части и в различных намёках появляется во второй — Гипа. Гип просыпается в состоянии «совсем с бодуна» в тюремной камере, в нём едва-едва теплится жизнь. Однако за ним приходит незнакомая девушка (знакомая, впрочем, читателю), которая помогает ему восстановить силы. Оказывается, хотя вроде бы у Гипа нет «нечеловеческих» способностей, в нём есть нечто необходимое всей группе. После драматичных поисков, внешних и внутренних, гештальт не просто снова вместе — теперь ему открыт путь в большой мир.

Интрига закручена достаточно лихо и имеет неожиданные повороты. Она занимает примерно половину. Самая описательная и лиричная часть — первая, действия и интриги (причём достаточно лихой — хотя о развитии сюжета можно догадаться, многие детали и финал были для Povlastnich большим сюрпризом) больше всего в третьей, вторая где-то между ними. О стиле и эмоциональном заряде книги — особый сказ. Изучая биографию Тео Старджона, Povlastnich наткнулся на знаменательную историю: оказывается, он состоял в творческих отношениях с Робертом Хайнлайном, в нескольких случаях выступил как его соавтор, а последний очень высоко отзывался о произведениях первого. Интересно сравнить их стили в свете вышеприведённых замечаний. У Хайнлайна нет ни одного лишнего слова, каждая фраза естественно продолжает следующую, его герои и читатели не знают ни минуты покоя, а сюжеты прямые словно полёт стрелы, как в эпических поэмах вроде Божественной Комедии. Ассоциация Povlastnich — его книги словно сплав горной реки, одна из любимых забав американских любителей природы, неустанное действие полное приключений, иногда опасностей и неожиданностей, однако с чётким руслом, границами, началом и концом.

А вот Тео. или, по крайней мере, «Больше, чем люди». это как путешествие в джунглях, тайге или лесу, таком, в котором значительную часть действия живут и прячутся герои повести. Вступление в неизвестное, тайну, мистическое действо, в поиске сердца, места познания. На пути приходится осторожно переходить опасные болота или гнездилища тарантулов, следить за окружением, иногда ты спотыкаешься, иногда идёшь в обход, иногда вылезаешь на дерево слегка оглядется, а иногда — просто останавливаешься, чтобы оглянуться вокруг и прислушаться к голосу души. Применительно к стилю: много лиричных пассажей, в большинстве своём развивающихся очень плавно и медленно, и описаний, точных, словно резец Микеланджело. Посмотрите отрывок и сразу поймёте на практике.

Вроде бы есть и «лишние» эпизоды, и места, где многоватА букОф, которые раздражали любителя приключений и Хайнлайна Povlastnich. В то же время, когда он немного свыкся и освоил голос автора, книга вдохновила слушать историю им рассказанную тщательно, вдумчиво, постепенно. Почти в каждом абзаце есть что-то — символ, действие, намёк — которые важны в дальнейшем, а те, где такого нет — моменты остановки, знакомства с героями, их внутренним миром. Особенно это касается первой части и начала третьей, в которых происходит не так много событий, и в то же время джунгли, полные сюрпризов и опасностей, втягивают тебя в своё таинство, начинаешь слышать голос героев и понимаешь — они (в виде архетипов) среди нас, более того — внутри нас.

Психология замечательна. Во второй и третьей части очень точно и красиво раскрыты принципы психотерапии, да и вообще, многих душевных процессов, с ювелирной ловкостью и куда интереснее занудных учебников. Автор, похоже, вкладывает в уста героев свои собственные размышления о том, что делает человека — человеком во всех смыслах, на примерах персонажей, лишённых различных радостей или способностей, но получивших взамен от судьбы другие подарки. Ну а в третьей части. у-у-ф. автор задаётся вопросом, что делает человека, ну, или «фрика», частью чего-то большего? Что для этого необходимо? Гештальт живёт себе вполне устроено, но, оказывается, даже такой компахе необходимо делить свои переживания с чем-то большим. Финал неожидан:

Кстати, кто от слова «размышления» возбоялся многобуквия в стиле «Лезвия Бритвы», пространных дум Джона Рико или христианской апологетики, в общем-то, типичной для американской литературы — забудьте, здесь всё компактно, чётко и прекрасно вписывается в сюжет (пример: герой думает о чём-либо, додумывает — и сразу же применяет результат на практике). Разборки и отношения героев между собой и с внешним миром также весьма жизненны, более того — их развитие вполне логично и плавно эволюционирует (пример обратного: всяческие «метаморфозы» персонажей американской героической фэнтези). Хотя здесь есть и любовная линия, и сентимент, и лирика, всё обходится без слюнявого пафоса.

Теперь пару слов о том, что не понравилось. Поскольку всё познаётся в сравнении, Povlastnich возьмёт в качестве отчёта Хайнлайна и Герберта, творивших в то же время. В отличие от этих двух авторов с чёткими, обстоятельными сюжетами, здесь начало и конец относительно размыты и некоторые нити обрываются (символично, что первой, судя по биографии, автор написал и опубликовал именно среднюю часть романа). Пример:

Далее, непонятно, есть ли в мире и другие гештальты — книга заканчивается намёком на то, что они не только есть, но были всегда, и даже играли значительную роль в судьбе человечества, однако эта идея не раскрыта.

Не очень ясно, что, всё-таки, герои будут делать дальше. Этот момент, правда, спорный, потому что его можно причислить к пунктам, «расширяющим простор для читательской фантазии». Что ж, пусть. Но хоть один эпизод можно было добавить.

У Хайнлайна, например, в Гражданине Галактики финал тоже более-менее открытый, однако дальнейший путь героя, Торби, чётко очерчен и его легко представить. Здесь же история обрывается «на самом интересном месте». Немного утрированно можно сказать, что книга произвела впечатление прекрасного, но незаконченного черновика без пролога и эпилога. В сравнении же с Гербертом не хватает обстоятельности: в Дюне, к примёру, подробно (иногда даже слишком) описаны детали особых способностей героев и образ их мышления — что есть ментат, что есть Бене Гессерит и т. д. В «Больше, чем человек» больше, чем хотелось бы человеку, подробностей остаётся за кадром.

В общем, моя оценка — 10 баллов. Почему, раз, как сам Povlastnich мудро заметил, роман отнюдь не «совершенен»? Представьте себе, что Вам очень необходимы новые носки, причём обязательно чёрные, ибо Вы — человек строгих нравов и не хотите нарушать социальную гармонию. А друг из первого абзаца сего отзыва дарит Вам пятипальчиковые премилеьнкие носочки, раскрашенные во всю радугу. Вы сначала не знаете, что с ними делать, но других нет. Кому-то из Ваших знакомых они не нравятся, они даже отпускают шуточки и Вы жёстко страдаете. А кто-то начинает интересоваться и даже покупает себе такие же. Или — Вам очень нужна кастрюля, и Вы находите добротную, латунную, прекрасно теплопроводную, но — без ручки. Дык, о чём весь сказ? О том, что впечатления — простА замечательные, сильные и глубокие. Povlastnich много смеялся в процессе и всплакнул в конце. «Больше, чем люди» подарили именно то, что нужно, пусть и без ручек и не в том цвету.

Программная вещь в истории фантастики – при том, что в «мастрид» я не верю, приходится вводить критерии более строгии. Филип наш Дик в своем предисловии к «Королю Эльфов» дает одно из лучших определений научной фантастики, которые мне довелось встретить: «в научной фантастике должна присутствовать ярко выраженная новая идея». Цитата неточная, следущая – точнее и важнее – «Она должна бросать вызов интеллекту читателя, пробуждать в его сознании мысль о возможностях, о которых он раньше даже не задумывался».

Развивая эту мысль, мы получим определение социальной фантастики, заменив слова «идея» на «проблему»: «. пробуждать в сознании читателя мысль о сложностях, о которых он раньше даже не задумывался». Этот критерий может показаться расплывчатым в силу своей узости или нечеткости, но говорить «социальные проблемы», «проблемы общения» или еще того хуже «проблемы человеческого взаимопонимания» — пошло и громоздко. Да и не надо никому объяснять, какого рода проблемы занимают социальную фантастику.

Итак, мы имеем два критерия – яркая идея, порождающая представления о новых возможностях, и значимая проблема, порождающая внимание к новым сложностям.

Мне могут возразить, что социальные проблемы всегда одинаковы, но этот взгляд был бы губительным для фантастики. Природа жанра предполагает ситуации «за гранью обыденности», в которых старые социальные проблемы принимают новое значение и требуют новых средств решения – или старых, но адаптированных к новым условиям.

«Больше чем люди» програмна сразу в трех плоскостях 1) идея мутантов, породившая новый мейнстримный поток 2) проблема выживания людей с необычными способностями и их отношения к остальным и 3) ясность положения, в которой новые ситуации порождают новые проблемы.

О мутантах говорить ничего не буду, эта тема уже устоялась и сейчас для нас ничего нового в ней нет – о них по-прежнему интересно читать, интересно знать, как формировалась эта ветвь жанра, но дух уже не захватывает.

Важнейшим эффектом романа становится социальная проблематика, а именно – как люди с особыми способностями и с трудностями общения могут, должны или хотят позиционировать себя относительно общества.

Замечательно, что аутисты в шестидесятых годах еще не были заметным фактором; идиотская книга Ли Кэролла «Дети индиго» будет написана только через двадцать пять лет. Для тех, кто не знает подробностей, напомню, что дети индиго, по мнению автора, которому нашептал все это ангел, опекающий Землю, не только несут в себе новое знание, но и отличаются определенным недостатком эмпатии, что часто делает их одинокими и не слишком этичными. Ангел слегка припозднился — эффект уже был описан и без всякого индиго.

Замечательно, повторюсь, что Старджон предвосхитил эту проблему уже нашего времени – талантливых индивидуалистов с некоторым синдромом эмоциональной глухоты, порождающим проблемы этического и морального порядка.

Как Жюль Верн описывал будущие изобретения, Страджон предвосхитил будущие социальные и коммуникационные проблемы. Их разрешение, лежащее в области морали и этики, безупречно и должно было бы быть внесено в анналы лучших психотерапевтических рекомендаций века. При том, что он не придумывает ничего нового, а лишь адаптирует старые максимы к людям нового типа – которых вряд ли было много в его время и которых сейчас уже стало в избытке – решение аппробированно заранее.

О высоком литературном уровне здесь уже говорили – действительно, местами он напоминает Томаса Вулфа, местами – Уитмена; лучшие традиции американской прозы; правда, со второй половины романа автор срывается и торопит события, не отделывая текст так, как вначале. Возможно, в этом был какой-то авторский замысел, но я его не разгадала. Тем не менее, промахи и недостаток шлифовки в некоторых местах не мешают; практически не возникает та специфическая неловкость, что иногда вызывает старая фантастика — не мне же одной знакомо это смущающее ощущение подглядывания в чужой дневник, будто читаешь подростковую повесть, в которой автор так хочет рассказать занимающий его сюжет, что не успевает простроить все фразы и захлебывается порой энтузиазмом? Так вот, со Старджоном этого не происходит.

И такое прекрасное окончание, что оооо! Сидишь и как дурак улыбаешься. Читать и думать о собственной этике, короче.

Из этой вещи Старджона растут ноги многих идей и книг, ставших классикой фантастики. Наверное, в люденах Стругацких есть своя «старджонинка», выведенная на иной уровень, — уж больно быстро детишки-мутанты учатся жить по-своему и перестраивать под себя мир.

Старджон — превосходный стилист, сильный писатель, и эта его вещь не напрасно получила широчайшую известность. Да-да.

Сладостные мечтания: вот приедет барин.

Собственно, при всем великолепии Старджона, которому эпигоны в подметки не годятся.

Теодор Старджон один из самых недооцененных и незаслуженно обделенных вниманием фантастов золотой эпохи 50х годов. Удача, что АСТ переиздали главный роман автора в своей серии Эксклюзивная классика. Но к переводу вопросы есть. Откровенно говоря, оба доступных перевода не являются идеальными. Соколов читается лучше и, кажется, написан более изысканным языком. Но Грузберг ближе к оригиналу, в нем меньше ошибок. На мой взгляд предпочтителен последний. Если есть такая возможность, рекомендуется читать в оригинале. Иначе красоты старджоновского языка вроде «Lone Lone alone.» (где Lone — имя одного из персонажей) пройдут мимо Вас. Слог автора на высочайшем уровне, без скидки на жанровую принадлежность. Поистине проза Старджона является частью Большой литературы.

В романе идет речь об эволюции Homo sapiens в новый вид, называемый в книге Homo Gestalt. Несколько детей, имеющих определенные сверхспособности, вроде телекинеза, телепатии, чувствуют себя чужими и инородными для мира в котором живут. Они не нужны даже собственным родителям. Чувствуя отторжение окружающего мира и одиночество, они находят друг друга, объединяются, образуя тем самым Homo Gestalt, единый организм. В книге показано рождение, взросление, становление Homo Gestalt. Обретя мораль и сопереживание, Homo Gestalt может быть принят обществом.

Книга для тех, кто любит вдумчивое чтение, кто любит поразмыслить над прочитанным. Покопаться и понять суть. Пища для ума.

Роман с мощной идеей о мутантах-экстрасенсах, в сущности — роман о человеческом одиночестве усиленном осознанием собственной инаковости.

Ребятишки со сверхспособностями не могут найти себе применения в человеческом обществе. Да и само общество не горит желанием принять в свои ряды чужаков столь резко выделяющихся на общем фоне. А так хочется быть полезным, быть незаменимой частью чего-то большого и прекрасного. Ну и создаётся собственная маленькая общность, достаточно обособленная от остального человечества. В финале нам дают понять, что это обособление ни к чему, но путь к пониманию этого долог, нелёгок и достаточно драматичен.

Непросто написанный текст и вероятно не все смогут осилить роман, несмотря на небольшой объём. Но мысли, идеи (не фантастические) поднятые и раскрытые в нём делают текст полноправной частью большой литературы.

Хочу отметить явное сходство с текстами Альфреда Бестера написанными в то же время. Конечно, не в смысле плагиата. Но либо авторы «хлебали из одной тарелки», либо на самом деле «идеи носятся в воздухе».

Вечность поднятых проблем делает «Больше, чем человек» книгой обязательной для прочтения.

«Больше, чем люди» — хороший пример того, как работает устаревание фантастики. Если она строится только вокруг какой-то модной идеи, владевшей умами в прошлом, это будет казаться неуместным. В «Больше, чем людях» такая идея — гештальт-психология.

Старджон берет одиноких людей со сверхспособностями — и создает из них человеческого трансформера, гештальт-человека, т.е. некое целое, симбионта, скрепляющегося из отдельных частей. Сам автор находится ближе к американскому классическому роману, чем к фантастике, даже один из героев его — фермер, евпочя. У книги великолепное, достойное любого большого романа начало. К созданию гештальт-человека он ведет долго, показывая сцены человеческой отчужденности, потерянности, отделенности от мира. Его герои пребывают будто бы отрезанными от единства бытия и обретают его лишь собравшись вместе.

Старджон хорошо пишет, но он слишком фрагментирует историю, часто не договаривает, полагается на схему старых романистов там, где нужно быть резче. Он использует свое чувство языка для того, чтобы прочитать мораль, и это вместе с общей старомодностью как самой морали, так и поведения героев в целом, меня отталкивает. И очевидно, что это впечатление именно из-за разницы во времени между нами, а не из-за качества текста, потому что роман как минимум любопытный. Старджона интересует, что будет удерживать человека со сверхспособностями от зла, его гештальт-человек растет как ребенок. Это с одной стороны, мощная тема, а с другой гештальт-психология вызывает у меня ухмылку. Автор хочет прямолинейно навязать этому существу этику, а мы-то живем внутри моды more dark more realistic — и смеемся этому в лицо.

Что определяет человека человеком? Анатомические особенности, физические возможности, генетический набор… а может, наличие морали, этики, совести? Кого считать сверхчеловеком? – такие вопросы возникли у меня во время чтения данной книги. Автор рассказывает историю людей, обладающих сверхспособностями: телепатия, телекинез, телепортация. Мало того, что они сами по себе таковы, так еще и объединившись, они представляют собой новое нечто. Цельный организм, действия которого могут быть направлены в любое русло – созидательное или разрушительное.

Помимо этого пласта произведения есть еще один – история каждого из «органов» этого симбиоза, проблема того, как чувствует себя человек, отличный от других, выпадающий за рамки стандартов.

Читать было интересно, иногда мне казалось, что я тоже нахожусь на приеме психоаналитика и пытаюсь закрыть свои гештальты. После прочтения герои не выветрились из головы, я продолжала раздумывать над третьей, поднятой автором, проблемой – что такое моральные устои, как их определить, могут ли они быть едины для всего человечества?

Единственное, чего мне не хватило – это динамики, дальнейшего развития событий. Я увидела в этой книге немного безумия, грусти, надежды. И это мне понравилось. Ощущение, будто посмотрела черно-белое кино прошлого столетия, в котором нет особых спецэффектов, оно цепляет чем-то совершенно иным. И заставляет поразмыслить после последнего просмотренного кадра, т.е. последней прочтенной строчки.

Хотите прочитать роман с убийствами и доведением до самоубийства, постоянно падающими на пол платьями, психологически интересно выписанными персонажами и понятными диалогами? Историю людей, которые пытаются выжить, используя свои способности, но по-настоящему их гештальт-симбиоз силён только когда они вместе. Близняшки Бонни и Бинни, почти не говорящие; телепат Джейни; направляющий Лоун; добивающийся своих целей Джерри, его отражение Гип и Бэби, ребёнок-калькулятор, которому всегда три, как Джеффти, которому всегда пять.

Автор в произведении очень хорошо балансирует, смешивает что-то ужасное, уродливое, чувствуемое мгновенно и забываемое, больше физическое с красивым, внутренним, моральным, что желаешь ощутить. Такое находил в рассказах Старджона – “Скальпель Оккама” и “Любимый медвежонок профессора”. Герои сначала отталкивают, потом притягивают, даже отрицательные. Также удачной находкой считаю разный стиль изложения частей книги: первая часть – тягучее знакомство, медленное и погружающее в себя; вторая – дневник, рассказ юноши, находящего себя; третья – сентиментальный, почти любовный роман (похожий с рассказом “Медленная скульптура” доверчивостью и молчаливой преданностью) с вкраплением битвы суперлюдей. Объясняется это разными годами написания, но здесь всё на месте, не ощущается ненужности такой манеры.

Немного наивный роман, с оптимизмом в окончании, где злодеи переосмысливают своё предназначение, а герои живут долго и счастливо. Новый вид людей выживет, если на плечах будет правильная голова, думающая обо всём теле, как Лоун, но не о том, что нужно только ему, как Джерри.

Закон Старджона гласит: «90% чего угодно — полная чушь», и лишь остальное заслуживает внимания.

* Сюжет. Форма. / Оставим в покое всякую чушь, о сюжете ни слова — тем более, основное раскрыто в аннотации. По сравнению с дебютным романом — это качественный рывок, более взрослая и психологичная вещь, современная как по идее, так и по форме подачи. Написано так, словно на прошлой неделе, а не полвека назад (хотя визиты к психоаналитику у нас нынче не в моде, а за Америку не поручусь).

Заявленный как роман, на деле это цикл связанных рассказов. Общая картина паззла проявляется постепенно. Простые на первый взгляд истории, в которых нет ни скучных лекций, ни боевых сцен, образуют нечто большее.

* Идея. / Возьмём группу компьютеров, объединим их в единую сеть. Получим в результате больше, чем просто компьютеры. Глобальную Сеть, наконец. Возьмём неполноценных детей с необычными способностями, сольём их ментальной связью. Что получается в итоге? Больше, чем просто люди — единый гештальт-организм с большими возможностями.

Наверняка кто-то воспринял идею коллективного разума из романов Винджа или цикла Мелкоу за нечто новое и оригинальное (последний, впрочем, не скрывает, что идея пришла в голову после знакомства с этой вещью Старджона). Но всё началось задолго до этого — вспомните хотя бы муравейник — чем вам не коллективный проторазум?

(также на тему коллективного разума: «Пламя над бездной» В. Винджа, цикл «Дети сингулярности» П. Мелкоу, «Взять в жены медузу» того же Старджона, «Кровавая купель» С. Кларка, «Дети полуночи» С. Рушди. Наверняка что-то ещё — это первое, что пришло в голову.)

* Действие. Язык. Стиль. / Действие разворачивается не слишком прямолинейно, но увлекательно и динамично. События показаны с различных точек зрения (хотя обычно составляющих единого существа). Несомненно, язык и восприятие действительности у дурачка и циничного всезнайки, просчитавшего все ходы, будут отличаться. Это отражается в тексте: разные люди — разный язык, различный взгляд на мир. А уж высказываться автору сам Бог велел.

* Итог. / Лаконично, мощно и удивительно современно. Предтеча «новой волны», безоговорочная классика, проверенная временем. Эта книга относится к заветным 10% не только в творчестве Старджона.

! в издании АСТа к роману пристроился фрагмент утопии про однополое общество. Это не хитрый сериальный трюк, а обычная накладка!

Интересный и весьма оригинальный роман о новом крошечном обществе, которое становиться всемогущим. Даже дурак может стать гением. Весьма интересная мысль об эволюции людей в нечто большее.

Читать интересно, т.к. там происходят события за которыми интересно наблюдать.

Он жил в черно-белом мире страха, всеми презираемый и отвергнутый. Он не был умен, не умел говорить и не знал, что с ним кто-то говорит, поскольку слова не имели для него смысла. Он был другим, но все считали его человеком, потому что он выглядел, как человек.

Постепенно, очень медленно и мучительно он познавал себя и окружающих, находил таких же, как он, странных, пугающих и, с точки зрения окружающих, жестоких, той особой, бездумной «жестокостью» еще не ведающих сострадания и сочувствия.

Вместе они уже ощущали себя Кем-то, названия, которому не могли найти, и этот Кто-то жил пока жизнью животного, прячась от опасности, маскируясь среди окружающих людей, что было не трудно — внешне они совсем как люди.

Удивительно, как много отцы-основатели — классики любимого жанра думали над этими вопросами: что есть Человек, что составляет его сущность и каковы направления его развития. Писали об этом часто, занимательно, удивительно. Но даже на фоне Хайнлайна, Брэдбери, Азимова этот роман Старджона впечатляет своей проработанностью, мощью и эмоциональной насыщенностью.

Роман невелик — три части — рассказа о развитии Человеческого существа — от первого проблеска сознания до понимания и принятия внутреннего этического кодекса. Долгий и мучительный путь через страдания, боль, сомнения, неудачи и новые попытки — познания самого себя, своего предназначения и пути развития. И пусть это рассказ о новом небывалом существе — сообществе, симбиозе — наделенном огромными возможностями телепатии, телепортации, телекинеза, невиданными возможностями и инструментами познания, все равно это разговор все на ту же старую тему: что такое Человек. И этот разговор достаточно болезненный, без сентиментальности и слезливой жалости, порой жесткий до жестокости, выверенный до самых малых деталей, сдирающий красочные обертки и шелуху с окружающей нас действительности.

Не вдаваясь в детали, чтобы не раскрывать сюжета, скажу лишь о той составляющей, которая создает неповторимую атмосферу, незабываемый, мрачный и давящий фон «черно-серого мира, который прочеркивают молнии голода и сверкание страха». Маленькие эпизоды с участием «настоящих» людей, мучимых страхами, болью, унижениями, с размытыми моральными устоями, бегущими от жизни и боящихся жить, оставляющие гнетущее чувство долгого ожидания очищающегося ливня и наступления солнечного дня всего Человечества, наполненного благоговением, мудростью и вдохновением.

Очень необычный и интересный роман. Сюжет развивается динамично и практически невозможно предсказать, что будет дальше со столь неординарными главными героями. Поставить во главу романа идиота, да причем осознающего, что он идиот и действующего в соответствии с этим — не часто такое встретишь. Пожалуй наиболее запоминающимся моментом является создание идиотом антигравитационного генератора — для замены сдохшей клячи, как наиболее простое решение проблемы с застреванием старо грузовичка в земле при посеве 😉

Лично для меня сюжет оказался не избитым, по крайней мере в такой подаче рассказ читается довольно легко и быстро. Из отрицательных моментов могу отметить лишь сожаление, что вторая и третья часть (главы) романа написаны не в том же духе, что и первая. Вторая еще интересна своей необычностью, а третья будто высосана из пальца — ни то, ни се.

Источник