смолит карфагеном что значит

Немного Оксимирона есть в каждом

Источник: Евгений Трифонов

После записи про «хлою морец» приличные люди почему-то не удалили меня из друзей, придется зайти с козырей. Дисклеймер: ниже встречаются цитаты с ненормативной лексикой, мизантропией, мизогинией, нигилизмом и аллитерацией; если вас оскорбляет что-то из этого, читайте на свой страх и ненависть.

В последние месяцы я постоянно слушаю альбом и микстейпы рэппера Оксимирона, кусая ногти в ожидании второго альбома (и концерта на следующей неделе). Для меня нетипично слушать какие-либо записи в таком количестве, еще нетипичнее обращать внимание на микстейпы — но удивительнее всего, что я так много слушаю музыканта, декларируемая которым система ценностей разительно отличается от моей. Разумеется, не обязательно разделять взгляды автора для восхищения его творчеством (слушая Burzum, не иду жечь церкви) — однако до состояния «на репите» у меня обычно доходили музыканты, с которыми входил в ценностный резонанс. Здесь же все выглядит настолько далеким от этого, насколько возможно.

Я в целом мирный и дружелюбный человек — а в текстах Оксимирона даже по хип-хоп-меркам много жести и агрессии («Я режу вас турбиною во снах / Не реже, чем под “Аль-Джазиру” мастурбирую на снафф / Желаю смерти паре редколлегий / Паре рэп-коллег»). По одной только теме «заявления лирического героя о сексуальных отношениях с матерью слушателя» можно писать научную работу на большом количестве материала (вершиной здесь выступает трек «Судьба моралиста», обыгрывающий фонетическую перекличку «mamy blue» и «мам ебу»), и я всерьез надеюсь, что эту работу кто-то однажды напишет — при том, что сама по себе тема от меня крайне далека. Естественно, меня не могло не заинтересовать, почему мне это все настолько нравится, и обнаружил целый ряд причин разной степени очевидности.

Вторая — он начитанный интеллектуал, что не только близко мне само по себе, но еще и образует с жестью интересное сочетание. При моей любви к книгам я не считаю литературные отсылки сами по себе достоинством — они легко могут быть унылым выпендрежем. Однако у Оксимирона все отсылки используются по делу и очень органично вплетаются в текст (скажем, иммигрантские районы Лондона описываются словами «если тут кто-то курд, то он не Воннегут»). Кроме того, нет неприятной снобистской избирательности, он одинаково легко обращается что к Плутарху, что к Паланику. Показательно перечисление ключевых для Оксимирона докторов, задающее систему координат: «Мне нужен врач, лучше на дом и немедленно / Хаус, Дре, Живаго, Менгеле» (похоже на сцену из vk.com/phil/onlyloversleftalive, где персонажи в бейджах «доктор Ватсон» и «доктор Фауст» говорят о «докторе Калигари»).

Третья причина, очень близкая мне: Оксимирон любит русский язык и умеет им пользоваться (что можно заподозрить уже по псевдониму, соединяющему имя Мирон со словом «оксюморон»). Он обыгрывает омонимы: «Ты перековал мечи на орала / Пока твоя маман мою рэпчину орала / Ее любовь ко мне стала причиной орала». Он прибегает к аллитерации: «Люди так мечтают вначале, что пожирают очами и поджидают ночами / Но люди пожинают печаль и причал сжигают, отчалив, и пожимают плечами». Он раскладывает одно сочетание звуков четырьмя разными способами: «Тебя не полюбит, как Эма, нация / Пацаны, вы не Эм, даже не его эманация / Вы мне близки, как будто эмо — наци / Я должен придумать еще рифму, эмм, она — цианид». Он берет давно привычные устойчивые выражения и напоминает их буквальные значения: «Я сорвал твоей невесте плеву — ничего, до свадьбы заживет», «У меня с детства были дырявые руки — Голгофа», «здесь полная жопа — Ники Минаж».

Причем, как и в случае с отсылками, литературные тропы не становятся главной целью (порой даже декларируется обратное: «Рэп — это кал, всюду гипербола да синекдоха»), а работают на целое, так что Оксимирон может одновременно заниматься текстовой эквилибристикой и словесно разбивать столы о чужие спины. В результате получаются треки, в которых можно вслушиваться хоть только в фонетику, хоть только в семантику, и удовольствие будешь получать в обоих случаях. Показательны строчки «Девы наблюдают оком Йоко Оно / Коконом локонов оплетая, как Лаокоона»: от нее каждый раз испытываю фонетический восторг, при этом она довольно стройна семантически, и в обоих этих отношениях в нее встает как влитая отсылка к греческому мифическому персонажу, о существовании которого большинство других русских рэпперов вряд ли догадывается.

Четвертое: Мирон очень техничен. Я люблю, когда вместо монотонной однообразной читки идут зубодробительные речитативы, и здесь с этим все просто прекрасно, причем еще и разнообразно («Нужны разные флоу? / У меня девять есть, зови меня Wu-Tang»). Сюда же, пожалуй, можно отнести минусовки: они тоже проработанные и при этом звучат очень по-разному. Как и с предыдущими пунктами, радует, что этот пункт идет не в ущерб другим; Оксимирон порой сам указывает на его второстепенность: «К чему вычурная полисиллабика / Коль из нового ничего, летит моль из динамиков».

В-пятых, у Оксимирона очень интересный бэкграунд. Еврей, родился в Ленинграде, в средних классах жил с семьей в Германии и там узнал о существовании хип-хопа, учился на филолога в Оксфорде, жил в лондонском Ист-Энде, теперь вернулся в Петербург — все это не могло не сделать его интереснее и многомернее. Он присутствовал при появлении хип-хоп-тенденций, которые у нас пытаются заимствовать («Не живя тут, понять сути грайма нельзя / Я с тех самых улиц, где грайм родился»), а проживание на неблагополучном востоке Лондона дает ему тот street cred в сочинениях на тему «жизнь жестче», которого зачастую не хватает российским рэпперам, что он сам охотно подчеркивает («Русский рэп настолько женственный, что у меня встает»).

Вернувшись в Россию, он из-за этого оказался в странной ситуации: в целом играет по рэп-правилам, но российские любители рэпа зачастую не принимают его как слишком странного, а ценители артхауса охотно слушают из-за «интеллектуальности» и «провокационности», но далеко не всегда чувствуют контекст («Теперь меня слушают хипстеры, арт-богема / “Ведь он из Лондона, там выставки, Portobello” / Не понимая, что внутри строки наболело / Не понимая, что внутри смолит Карфагеном»). С третьей стороны — многочисленные юные поклонники, которым близки нигилизм и агрессия, но которые не способны считывать многие отсылки; забавно читать в интернете их расшифровки текстов Оксимирона, где на слух порой оказываются спутаны слова «бог» и «пох» (появление фанатов-школьников для самого Мирона стало сюрпризом: «Как получилось, что за все эти годы / Дети хором подсели, и множатся эпигоны / А мне неловко, будто в первый раз на лед стал / Оказывается, я делал мамоебство»).

А теперь шестое — и, возможно, главное. Можно сколько угодно убегать от себя, считая, что если ты образованный горожанин XXI века, то на тебя абсолютно не действуют низменные инстинкты вида «победить всех самцов и получить всех самок», а соответствующие песни тебе не могут нравиться. Но в реальности стоит говорить скорее о том, что инстинкты действуют слишком слабо, а другие факторы слишком сильно, чтобы при совершении действий эта мотивация становилась определяющей. А прослушивание музыки — действие другого рода, здесь не действуют те же запреты, что при поведении в обществе, так что можно получать удовольствие от того, в чем обычно себя ограничиваешь.

Насколько знаю, термин «низкопримативность» (означающий главенство рационального над инстинктами в поведении особи) считается очень спорным, но тут он хорошо подходит. Или мне просто хочется его здесь употребить, потому что один из самых приятных комплиментов, полученных мной в жизни, звучал как «ты ж мой низкопримативный». Слепо вестись на комплименты — это ведь тоже инстинктивное, и у меня это тоже в какой-то степени есть, разум не уничтожает это полностью. И демонстрировать публично, что мне говорят комплименты (что я только что сделал) — тоже инстинктивное.

Я вряд ли когда-либо в жизни совершу большинство действий, описываемых в песнях Оксимирона (как, надеюсь, и он сам). Я вряд ли комфортно чувствовал бы себя в Ист-Энде. Я не был на улицах, где грайм родился. Но это не означает, что я совершенно не ассоциирую себя с этими песнями.

Источник

Oxxxymiron как зеркало русского рэпа

С момента выхода альбома «Горгород» прошло пять лет, однако артисту по-прежнему нечем порадовать своих поклонников

Благодаря Оксимирону русский рэп отлично знают в других странах. В мировой культуре хип-хопа он примерно как Достоевский, Чехов, Толстой или Бродский – любой более-менее образованный иностранец вам скажет, что это очень крутые русские.

Говорят, он – гений. А сам он просит не топить за него вслепую, а послушать его тексты. И любой трек Оксимирона расскажет вам о нем гораздо больше, чем обстоятельное интервью. Тем более что интервью он не дает. Просто публикация в СМИ для Оксимирона не честь, никакой «респектухи» (престижа) для «трушного» (настоящего) рэпера в этом нет. Он вообще все делает перпендикулярно, это человек какой-то принципиально новой для России сборки.

Эталонный выпускник Оксфорда

Урожденный питерец 1985 года Мирон Федоров с девяти лет жил с родителями в Германии, в Эссене, где во время войны был большой концлагерь. Предание гласит, что мальчик с еврейскими корнями сильно конфликтовал на эту тему с одноклассниками. Парню было 13, когда он всерьез увлекся рэп-культурой и вообще был тогда уверен, что это он придумал русский рэп (интернета не было, как и русских эмигрантов в его окружении).

Через пару лет семья Федоровых переехала в Британию. Учился Мирон прекрасно, и ему предложили поступать в Оксфорд. Туда он и подал документы после окончания школы в 2004 году, поступив на факультет английского языка и литературы. Но, получив оксфордский диплом по специальности «средневековая английская литература», не мог найти работу – из-за «чрезмерной квалификации». То есть был слишком хорош для имеющихся вакансий. Так что, как говорил Мирон, он «работал кассиром, переводчиком, грузчиком, гидом, ларечником, репетитором, конферансье, офисным планктоном и консультантом с копытом». Про лондонскую жизнь Мирона Федорова сняли сериал «Лондонград». Ну а сам он теперь Oxxxymiron – Мирон с «оксюмороном» и утроенным иксом, указывающим на имеющийся в его текстах мат. Фанаты называют его также Мирон Янович, Окси и Носатый.

С тех пор как еще в 2011-м его лого начали рисовать в туалетах самых крутых вузов, а на него вылилась какая-то уйма рэперских номинаций, с тех пор как он создал независимый лейбл Vagabund, а рэп благодаря ему превратился из маргинального андеграунда в мегажанр, к которому подтянулись все, от поэтов до академиков-филологов, – все это время Окси доносил одну мысль: русский рэпер может быть начитанным интеллектуалом с мощным процессором в черепе, а русский рэп – литературным, сложносочиненным и концептуальным. Хотя большая часть его отечественных коллег бодро дефилирует в обратную сторону – от красоты смысла к попсовой карьере и моргенштернизации типа «я съел деда».

Оксимирон и Моргенштерн, от которого охает подрастающее поколение, – антиподы. Оксимирона волнуют творчество, вечность и смысл. Моргенштерн бравирует цинизмом, деконструирует русский рэп и доводит его до тошнотного примитива. При этом он очень успешен, а это убивает надежду на то, что русский рэп станет музыкой, которая поможет поменять мир. Оксимирон ходит на митинги – Моргенштерн сотрудничает с властью. Оксимирон – за бесплатную музыку, Моргенштерн – против.

Возможно, Моргенштерн на самом деле просто завидует. Не так давно он, получая премию GQ, слово в слово повторил речь Окси на той же премии 8 лет назад – паразитарный троллинг по принципу «лиса и виноград», когда не можешь сам родить что-то такое же интересное.

Гнойный и Дизастер

В 2017-м состоялся баттл Оксимирона с Гнойным (он же Слава КПСС). Об этом охали не только дамы в утренних шоу. Этот рэперский поединок стал буквально историческим, вызвав много споров в разных кругах – от Кобзона и Лозы до Навального. Это был странный поединок очень разных по интеллекту людей. Гнойный активно использовал мат и антисемитские оскорбления, Оксимирон был агрессивен, но литературен, и вообще вышел в джентльменской розовой рубашке. По мнению судей, он проиграл. Но ни Окси, ни его фанаты так не считали.

В этом же году в Лос-Анджелесе состоялся его поединок с американцем Дизастером, который считается зверем баттлов, который всегда выигрывает. Билеты стоили до 500 баксов. Текст для баттла Мирон написал на английском, которым владеет в совершенстве. Дизастер традиционно грязно проезжался «да я имел твою маму и твою девушку, водка, матрешка и совок», ну а Мирон оседлал геополитику, национальные идеи, Трампа, Путина, Хиллари и Сталина. В общем, не ругань, а прямо высокая дискуссия. В финале Дизастер сам признал победу Оксимирона, хотя в начале многие были уверены, что Дизастер его задавит.

Биполярочка и камбэк

Со времени выхода альбома «Горгород», который он написал за три недели, прошло уже пять лет. Но Оксимирон из тех, кого будут ждать всегда. «Куда он пропал?», «Окси, вернись к нам, ты король», – пишут в интернете. В 2019-м Оксимирон начал сниматься в фильме «Ампир V» по Пелевину – в роли Митры, вселенского зла. Фильм обещали выпустить в начале 2021 года, но пока ничего не слышно. Зато 31 января Мирона задержали на питерском митинге в поддержку Навального. Потом выпустили. С тех пор о нем ни слуху ни духу.

Еще во время учебы в Оксфорде у него вроде бы диагностировали биполярное расстройство.

«Я всю жизнь боролся с чем-то вроде экстремальных перепадов настроения. Были периоды, когда я чувствовал себя максимально подавленно, а потом воодушевленно и продуктивно». Оксимирон свою биполярку, кажется, не только не лечит, он ее использует как топливо для творчества. У него даже есть трек «Биполярочка». Возможно, у Оксимирона еще и прокрастинация имеется. По его собственному признанию, все свои тексты он пишет в последний момент. Не исключено, что он делает это нарочно: когда над тобой висит топор, это очень способствует вдохновению.

Но когда и если Оксимирон решит вернуться, то сделает это так, как никто не ожидает.

Материал вышел в издании «Собеседник+» №06-2021 под заголовком «Oxxxymiron как зеркало русского рэпа».

Источник

masterok

Мастерок.жж.рф

Хочу все знать

В мировой истории немало народов и государств, что остались в памяти лишь благодаря эпизоду из своей истории. Ацтекская империя известна большинству лишь тем, что её когда-то завоевали конкистадоры. Пресловутые половцы с печенегами — что враждовали с русскими княжествами. О древнем африканском городе Карфагене если и вспоминают, то только как о непримиримом враге Рима.

Для самого Карфагена три войны с римлянами стали лишь развязкой почти 700-летней собственной истории. За это время город прошёл путь от маленькой колонии до столицы могущественной державы.

Уже потом римляне свели память о Карфагене к минимуму. Полагалось знать, что такой город когда-то существовал на севере Африки (или Ливии, как называли тогда весь континент). Населяли его жестокие, лживые и алчные люди. Эти варвары поклонялись мрачным культам и приносили в жертву идолам своих же детей. Они захотели уничтожить Рим, за что жестоко поплатились. Самым главным о Карфагене следовало помнить, что его уже нет: Carthago delenda est, «Карфаген должен быть разрушен».

Римские войска уничтожили Карфаген в 146 году до нашей эры. Тогда победители и сожгли все городские хроники. Поэтому карфагенская история для учёных — это до сих пор что-то вроде повреждённых водой писем жюльверновского капитана Гранта. Одни сведения не поддаются однозначной трактовке, другие — совсем непонятны, а третьи — утеряны безвозвратно.

Примерно в 815 году до н.э. город основали финикийцы, представители жившего на месте современного Ливана семитского народа. Их жизнь тесно зависела от моря. В историю финикийцы вошли как неутомимые торговцы-мореходы, не брезговавшие пиратством и захватом рабов.

Сам себя этот народ назвал ханаанеями. Финикийцами («пурпурными») их окрестили греки, признавая их заслугу в открытии ценнейшего для тех времён красителя ткани из морских моллюсков. Впоследствии греческое «фοινίκη» римляне исказили до «poeni». Поэтому римско-карфагенские войны вошли в историю как Пунические.

Финикийцы не создали своего единого государства, но основали множество колоний в тысячах километров от исторической родины. Современные марокканский Танжер, итальянский Палермо и испанские Кадис c Малагой много веков назад заложили именно финикийцы. Одной из них таких колоний и стал Карт-Хадашт («Новый город») на территории современного Туниса. В историю он вошёл под искажённым греческим названием — Карфаген.

С основанием Карфагена связана популярная у поздних римских авторов легенда о Дидоне-Элиссе. Якобы эта женщина, не то вдова, не то сестра казнённого царём верховного жреца, вынужденно бежала из финикийского Тира вместе со сторонниками. Приют эмигранты нашли в Северной Африке. Местные племена издевательски предложили им взять участок земли размером с бычью шкуру.

Хитроумная Дидона тогда разрезала шкуру на тонкие ремни и связала их воедино. Получившегося каната хватило, чтобы опоясать небольшой холм, на котором и построили город. Жизнь его основательницы кончилась трагически: Дидона якобы добровольно бросилась в огонь. Согласно одним авторам — от грубых ухаживаний некого местного правителя, согласно другим — из-за неразделённой любви к полулегендарному Энею, праотцу будущего Рима.

Дидона — основательница Карфагена. Картина начала 19 века. Художник Уильям Тёрнер (William Turner)

Предание о Дидоне — скорее всего, эксплуатационный по отношению к настоящей истории миф от знаменитого римского поэта Вергилия. Нет никаких доказательств тому, чтобы человека с именем Дидона или Элисса действительно хоть как-то почитали в Карфагене.

Нет и подтверждённых примеров и участию карфагенских женщин в политике и военном деле: среди древних семитов однозначно господствовали патриархальные порядки. А данные раскопок говорят о сохранявшихся вплоть до 6-5 веков до н.э. прочных контактах карфагенян с исторической родиной Тиром. Подобная связь едва ли жила, если Карфаген действительно был «колонией отверженных», эдакой тирской Тайванью.

Из колоний — в метрополии

Археологические данные говорят, что вплоть до 700 года до н.э Карфаген представлял собой не полноценный город, а перевалочную базу для финикийских мореплавателей. Затем центр будущей державы начал расти.

В африканских колониях от захватчиков-ассирийцев укрывалось всё больше финикийцев. Карфаген стал главным бенефициаром этого процесса. Сказывались географические преимущества нового города по отношению к другим колониям. Река Меджерда обеспечивала его пресной водой. Обширную карфагенскую бухту со всех сторон закрывали утёсы. Рядом простирались обширные пастбища и пригодные для земледелия поля.

Но карфагеняне дорожили не столько землёй, сколько морем. Они наладили выгодную посредническую торговлю между средиземноморскими регионами. Африка давала Карфагену рабов, слоновую кость и шкуры животных. Испания — серебро и бронзу. Сардиния — хлеб и медь. Сицилия — оливковое масло и греческие предметы роскоши.

Карфагенская статуя богини Таниит. Из экспозиции Каталонского музея в испанской Барселоне

В середине 5 века до н.э. карфагеняне Ганнон Мореход и Гимилькон совершили два беспримерных для своего времени плавания. Их флотилии вышли через Гибралтарский пролив и отправились на север и юг. Античные авторы утверждали, что Ганнон достиг Гвинейского залива, а Гимилькон — Британских островов. Оба вернулись домой с богатой добычей. Современные учёные сомневаются в истинности масштабов путешествий, но сам их факт неоспорим, что показывает способности карфагенян в морском деле.

Город ощутимо доминировал над другими финикийскими колониями. Примерно к 500 году до н.э. Карфаген уже обладал сетью владений на африканском и европейском побережьях Средиземного моря и островах между ними. Бывшая колония превратилась в метрополию.

Однажды на Сицилии

Фатальной для города едва не стала борьба за стратегически и экономически важную Сицилию. В 5-4 веках до н.э. на будущей родине мафии бушевали корлеоновские страсти. За остров боролись финикийские и греческие колонисты при участии коренных этносов и наёмных отрядов. В этих войнах нормой стали предательства союзников, убийства военнопленных и осквернения храмов.

Свободные полноправные граждане Карфагена традиционно не служили в армии. Войска державы комплектовали из принудительно мобилизованных ливийцев и нумидийцев (туземцев Северной Африки) и наёмников из разных стран. С одной стороны, все они умели хорошо сражаться. С другой — наёмная армия оказывалась ненадёжной при неудачах или невыплатах жалованья.

«Тут были люди разных наций — лигуры, лузитанцы, балеары, негры и беглецы из Рима. Слышался то тяжёлый дорийский говор, то кельтские слова, грохотавшие, как боевые колесницы, ионийские окончания сталкивались с согласными пустыни, резкими, точно крики шакала. Грека можно было отличить по тонкому стану, египтянина — по высоким сутулым плечам, кантабра — по толстым икрам.»
Гюстав Флобер, французский писатель (роман «Саламбо»)

В 480 году греки нанесли врагу решающее поражение. В Гимерской битве они полностью уничтожили карфагенское войско в несколько десятков тысяч воинов. Поражение сильно ударило по позициям державы в Средиземноморье.

В городе начали чеканить собственную монету, что для тех времён считалось атрибутом исключительно развитого государства. Также Карфаген подчинил себе соседние ливийские племена и установил торговые отношения с государствами Чёрной Африки.

Химерская битва. Картина конца 19 века. Художник Джузеппе Скьюти (Giuseppe Sciuti)

В 410 году до н.э. набравшиеся сил карфагеняне вернулись на вожделенную Сицилию. За последующие сто лет они с переменным успехом ещё трижды воевали с греческими колонистами. Итогом стал раздел острова на карфагенскую западную и греческую восточную части.

Сточетырёхбоярщина

Первоначально жившие в Африке колонисты максимально воспроизводили порядки исторической родины — финикийского города Тира. По мере развития Карфагена его культура, религия и политическое устройство вобрали в себя многое из опыта египтян, римлян и греков.

Сохранившаяся карфагенская ритуальная стелла со знаком богини Таниит

В 550-390 годах Карфагеном правили цари из династии Магонидов. Они никогда не обладали абсолютной властью: их полномочия ограничивал аристократический Совет старейшин. А в начале 4 века до н.э. династия пресеклась. Институт царя, правда, некоторое время сохранялся, но уже только как церемониальный пост. Карфаген стал тем, что античные философы называли олигархиями — государством, где правил узкий круг богачей.

Ключевыми органами власти стали Совет старейшин и особый Суд ста четырёх. Суд избирал и контролировал работу суффетов (высших должностных лиц) и военачальников. Его участников назначали из узкого круга высшей знати. Для волеизъявления свободных полноправных граждан существовало Народное собрание. Однако созывали его только по решению Совета ста четырёх. Иными словами — очень редко.

В те времена в Карфагене господствовало сословие судей; они были тем сильнее, что их должность была пожизненной. Имущество, доброе имя, сама жизнь каждого — всё было в их власти. Если кто задевал кого-нибудь одного из их сословия, против него ополчались все; при враждебности судей на такого сразу находился и обвинитель.

Как правило, карфагенские олигархи считали рискованной экспансию в Европу и стояли за «африканский» вектор развития: дальнейшее покорение туземных этносов. Войны в Средиземноморье также могли усилить власть полководцев, чего не хотели местные толстосумы. Боязнь военного переворота стала для карфагенских олигархов навязчивой фобией: известно о нескольких разоблачённых реальных и мнимых «путчистах», которых потом публично распинали.

К началу 3 века до н.э. Карфаген располагал сетью владений на двух континентах и островах между ними. Городу подчинялось североафриканское побережье (от современного марокканского Танжера до египетско-ливийской границы), южная Испания, Балеарские острова, Корсика, Мальта и частично — Сицилия с Сардинией.

«В то время, как каждая из союзных с Римом общин рисковала только потерять, если бы пало правительство, которое так заботилось о её интересах, в карфагенском государственном союзе положение каждой общины могло только улучшиться с падением Карфагена.» Теодор Моммзен, немецкий историк

Некоторыми льготами пользовались жители других бывших финикийских колоний — Утики, Хадрумета и Большого Лептиса. А иноязычные подчинённые народы лишь несли одни обязанности. Они не имели самоуправления, платили налоги и поставляли молодых людей для военной службы. Особенно от угнетения Карфагена страдали коренные жители Северной Африки.

Иностранцы часто обвиняли карфагенян в безнравственности, жестокости и поклонении тёмным силам. Поводом для упрёков служили их доставшиеся от финикийцев сомнительные ритуальные практики, такие как храмовая проституция или культовые детоубийства.

Вопрос о детских жертвоприношениях в Карфагене остаётся дискуссионным среди историков и археологов. Некоторые учёные полагают, что всё это — не более чем кровавый навет со стороны греков и римлян. Но на то, что финикийцы приносили детей в жертву своим божествам, указывают не только античные писатели. О культовых детоубийствах среди семитов-язычников писали и составители ветхозаветных текстов, едва ли заинтересованные в обслуживании греко-римских интересов.

Свидетельства древних авторов подтверждают и археологические находки. На раскопанном в Карфагене в 1920-х годах кладбище учёные обнаружили несколько тысяч обугленных детских останков. На многих могилах сохранились надписи вроде: «Госпоже Тиннит, лику Баала, и Баал-Хаммону: Бомилькар, сын Ганнона, внук Милькиатона, посвящает своего единокровного сына. Да придёт ему ваше благословение!».

Верховное божество Баал-Хаммон («Владыка Жаровен») и богиня Луны Тиннит почитались карфагенянами больше других. Практика детоубийств в их честь называлась молком. Из-за ошибки переводчиков ветхозаветных текстов слово «молох» впоследствии вошло во многие языки как обозначение требующей жертв неумолимой силы. Незнакомое слово древние знатоки языков поняли не как жестокий обряд в честь Баал-Хаммона, а как одно из имён божества.

«Тофет Саламбо» — раскопанное кладбище, где карфагеняне хоронили в том числе и принесённых в жертву детей

Участие в жуткой церемонии было не просто добровольным, но даже считалось привилегией знати и богачей. В Финикии молк запретили только в начале 5 века до н.э, по воле персидских завоевателей. В колониях, в том числе Карфагене, эта практика жила намного дольше. В 310 году до н.э., во время неудачной осады города греко-сицилийцами, карфагеняне принесли в жертву около 300 мальчиков из знатных семей.

Карфагеняне отказались от молка только к 3 веку до н.э. Культ Баал-Хаммона пришёл в упадок, а поклонение Тиннит стало гуманнее: в жертву богине приносили уже домашних животных. Самые продвинутые из карфагенян почитали уже греко-римских богов, вроде Деметры и Гермеса, покровителей земледелия и торговли.

Лучшие враги — бывшие друзья

С Римской республикой Карфагенскую державу на протяжении трёх веков связывало крепкое партнёрство. Известно о двух договорах между государствами о взаимопомощи, сотрудничестве и признании сфер влияния. Рим и Карфаген активно торговали между собой и помогали друг другу во время конфликтов с другими странами.

Но по мере территориальной экспансии и нарастания военной мощи Рима этот союз ослабевал. Агрессивная республика «выросла» из границ современной Италии. Её правящая элита хотела подчинить средиземноморские острова, где правил Карфаген.

В 264 году до н.э. римские легионы под предлогом защиты своих сограждан высадились на Сицилии. Это вторжение нарушило условия заключённых раньше римско-карфагенских договоров, и в Африке этого не стерпели. Между двумя державами началась война, вошедшая в историю как Первая Пуническая.

Римская республика и Карфагенская держава перед началом первой войны. Жёлтым цветом выделено независимое Сиракузское царство на юго-востоке Сицилии

Боевые действия растянулись на 23 года. Война шла как на суше, так и на море: от Корсики и до Северной Африки. Инициатива несколько раз переходила от римлян к карфгенянам и обратно, пока пунийский флот не разгромили в 241 году до н.э. у Эгатских островов. Остававшиеся на Сицилии войска оказались блокированными и вынужденно сдались.

Условия завершившего первую войну Лутациева мира напоминали почётную капитуляцию карфагенян. От побеждённых потребовали лишь передать Сицилию и выплатить контрибуцию. К негодованию римских ура-патриотов, пунийских воинов выпустили с острова при оружии, даже не потребовав выдать перебежчиков.

От римских стен — к безоговорочной капитуляции

Поражение в первой войне с Римом серьёзно потрясло Карфагенскую державу. Около 240 года до н.э. столицу охватила смута, известная как Восстание наёмников. Власти с трудом подавили серию бунтов «солдат удачи» и коренных племён. Ситуацией воспользовались римляне: они снова нарушили условия договора с Карфагеном и захватили Корсику с Сардинией.

Кризисная ситуация ударила по олигархическому режиму. Реальным главой государства стал популярный военачальник Гальмикар Барка («Молния»). Он и его сторонники провели реформы: ограничили власть Суда ста четырёх, расширили полномочия Народного собрания и вывели армию из-под контроля олигархов.

Для восстановления мощи Карфагену требовались новые земли. Гальмикар Барка увидел их в Испании. В 230-х годах до н.э. он завоевал большую часть Пиренейского полуострова. Его преемники, зять Гасдрубал и сын Ганнибал, продолжили агрессивную политику на юге Европы. Они хотели захватить богатые металлами земли, подчинить местные воинственные племена и начать новую войну с Римом.

В 220 году Ганнибал нашёл повод для большого конфликта. Он осадил союзный врагу город Сагунт, а прибывшим из Рима послам объяснил, что проблема в них самих. Сагунт карфагеняне взяли и показательно уничтожили, после чего римский Сенат вынужденно объявил их государству войну — к радости Ганнибала.

Вторая Пуническая война стала одним из тех конфликтов, альтернативный исход которого мог бы изменить весь мир. В 218 году до н.э. Ганнибал, один из величайших полководцев в истории человечества, совершил беспримерный бросок из Испании в Италию через Альпы. В 218-213 годах до н.э. его войска наголову разбили римские легионы в нескольких сражениях подряд: у Требии, Транзименского озера или ставшей хрестоматийной Каннской битве.

Ганнибал переходит Альпы на слоне. Картина середины 17 века. Художник Николя Пуссен

Ганнибал собрал широкую антиримскую коалицию, куда вошли разные силы, от полудиких галлов до греческих полисов. Однако ненавистный Рим карфагеняне и их союзники так и не взяли. В 213-209 годах до н.э. война приняла затяжной характер. И на длинной дистанции стали заметны принципиальные преимущества Римской республики перед Карфагенской державой.

Римская республика ещё оставалась более-менее равноправным союзом культурно близких народов, и большинство итальянцев понимали, за что они воюют. А Карфагенская держава так и не превратилась в нечто большее, чем рыхлый разноязыкий конгломерат. С первыми неудачами начались переходы целых народов и городов на сторону врага. В самом Карфагене против Ганнибала интриговали политики-олигархи, считавшие войну с Римом губительной авантюрой.

Карфагенские боевые слоны против римской пехоты в битве у Замы. Гравюра начала 20 века. Автор Поль-Анри Мотте (Henri-Paul Motte)

В 209-202 годах до н.э. карфагенян лишили всех европейских завоеваний и отбросили в Африку. В 202 году враг разбил армию Ганнибала в решающей битве на реке Зама. Новый мир с Римом стал для Карфагена безоговорочной капитуляцией. Обложенному контрибуциями, лишённому колоний, военного флота и права воевать городу оставили только возможность существовать — на полвека.

Римляне уничтожили Карфаген в 146 году до н.э. после трёхлетней Третьей Пунической войны. Город сожгли и разрушили, а немногих выживших жителей обратили в рабство.

Около 150 года до н.э. Карфаген посетил авторитетный римский политик Марк Порций Катон. Город произвёл на гостя впечатление вполне оправившегося после военного поражения и готового к попытке реванша. Вернувшись в Рим, Катон каждое своё выступление заканчивал ставшей крылатой фразой: Ceterum censeo Carthaginem delendam esse («Кроме того, я считаю, что Карфаген должен быть разрушен»).

К тому времени Рим победоносно завершил серию конфликтов против царств-осколков империи Александра Македонского. Республика уже контролировала почти всё Средиземноморье и скромный купеческий город не представлял для неё реальной угрозы.

Сохранившиеся развалины древних карфагенских зданий. На заднем плане — город Тунис, столица Тунисской республики

Видимо, римляне держали в уме способность пунийцев восставать с новыми силами после неудач. Поэтому власти Вечного города решили, что только руины Карфагена полностью безопасны для них. Выжженную землю на месте африканского города римляне и засеяли солью — чтобы даже растения здесь никогда не могли зацвести.

Источник